Продолжение следует...

— Ну, это вы скромничаете, — ответил я. — Не в хвостах дело. Я немного знаю рабочих Ужгорода, их смётку, умение. Помню, встретился с ними через несколько часов, как из Ужгорода выбили фашистов. У одного из тяжёлых прицепов, на которых батарея везла снаряды, лопнула ось. Накренившийся прицеп окружили заводские рабочие, успокаивали меня: «Завтра к четырём дня мы вам его отремонтируем. Это будет нашей первой продукцией после освобождения»... И к шестнадцати ноль-ноль всё было сделано! Такая помощь! Иначе батарее не хватило бы снарядов... А их по нескольку тонн в день расходовали: немцы упорно контратаковали. Батарея, «девятка», стояла около железнодорожного вокзала. Передавал нам прицеп очень милый человек, назвавшийся директором.

— А какой завод? Не можете назвать? — спросил секретарь партбюро «Большевика» Иван Свитлик.

— «Козар Людвиг».

— «Козар Людвиг»?! Так его бывший директор работает сейчас здесь, у нас, и с минуты на минуту зайдёт сюда. Это Павлик. Михаил Андреевич.

И едва он произнёс эти слова, как в кабинет вошёл коренастый, ниже среднего роста седой человек.

— Павлик, Михаил Андреевич, — представился он.

Я сразу узнал его. Он только поседел и пополнел.

— Помните, Михаил Андреевич, первую ночь после взятия Ужгорода? Помните, шла колонна пушек и вдруг остановилась. У прицепа лопнула ось?..

— Вы?! — воскликнул он.

Мы обнялись.

Досказывать мне ничего не потребовалось. Михаил Андреевич вспоминал, как на следующий день в четыре часа я приехал к нему, как беседовали мы у него в кабинете, а потом вышли на заводскую площадку и он «сдавал продукцию».

Прицеп стоял как новенький. Не только ось поставили — гаечки везде довинтили, где не хватало, рессоры перебрали, выкрасили всю эту огромную махину. Борта — зелёной краской, ступицы колёс и спицы — красной, стрелу — чёрной.

— А как всё-таки удалось тогда новую ось сделать? Ведь электричества не было, пара не было, оборудование поломано-попорчено...

— Секрет фирмы, — улыбнулся Михаил Андреевич. — Когда гитлеровцы и хортисты разрушали завод, мы сумели спрятать один газогенераторный мотор. На чурочках работал. В общем, чем крутить трансмиссию, у нас было...

А дальше Павлик рассказал, что работал на заводе «Козар Людвиг» с 1921 года, с семнадцати лет. С 1930 года он член коммунистической партии Чехословакии, во время войны работал в венгерском подполье, сидел в тюрьме.

— Знаете, каким я вышел из тюрьмы? Во мне было сорок пять килограммов...

— Выпустили из тюрьмы? Или бежали?

— Выпустили. Сколько месяцев вели дело и никаких улик не нашли. Подполье работало чисто.

— А после тюрьмы?

— Опять в подполье. И не один год. А потом и вы пришли.

В ту ночь Павлик был избран первым директором большого завода. Целью своей рабочие поставили помогать Красной Армии. Изготовляли военный инструмент, делали шипы для ботинок солдат горнострелковых дивизий, ремонтировали машины. А позже завод перешёл на мирную продукцию — на производство газовой аппаратуры. И директорствовал Михаил Андреевич на нём до 1951 года.

А потом стал работать на «Большевике». Его избрали членом партбюро завода. И называли Михаила Андреевича партийной совестью и учителем молодёжи. Несмотря на свои годы, он бодр, подвижен. Дел и забот у него много.

...Когда мне дали слово для выступления, я рассказал, что произошло вот в эту самую ночь двадцать пять лет назад. И в конце назвал героя события:

— Человек, который тогда очень помог нам, артиллеристам, сидит здесь, среди нас. Это Павлик. Спасибо вам, дорогой Михаил Андреевич!

Зал разразился аплодисментами. Павлик встал, повернулся к сидящим, поклонился. И в это время поднялись все, аплодируя стоя. Те, кто находились в клубе, хорошо знали этого человека, мужественно и высоко пронёсшего через всю свою жизнь звание рабочего, звание коммуниста. Не знали люди только той маленькой подробности его биографии, о которой рассказал я. И не известно им было, что герой рассказа сидит в зале...

Мне хотелось ещё раз увидеться с Павликом, и после собрания я спросил:

— Когда бы я мог к вам прийти?

Он сказал:

— Завтра я освобожусь в четыре. То есть в шестнадцать ноль-ноль...

Так мы и встретились в шестнадцать ноль-ноль...

В тот же самый день, 28 октября, в тот же час и в ту же минуту.

Но больше всего тянет меня к себе каменская земля. На ней был я в последнее время несколько раз.

Это та земля, где гитлеровцы три с лишним месяца держали Никопольский плацдарм, где долго-долго шли тяжёлые нескончаемые бои.

Та земля, о которой солдаты говорили: «Она теперь мне как родная. Я её от Благовещенки до Белозёрки двадцать раз на брюхе прополз».

Началась она для нас после села Балки, с высоты 95.4. И прошли мы её до Каменки-Днепровской.

Пели в блиндажах песню, что «на Южном фронте оттепель опять», и вздыхали:

— Когда же, наконец, возьмём Каменку?

Для того чтобы попасть сюда, надо добраться до Запорожья, а дальше — либо несколько часов автобусом, либо местным самолётом. В Каменке есть грунтовой аэродром, принимающий не очень взыскательные к посадочной полосе аэропланы.