Продолжение «Тысячи и одной ночи»

Халифа весьма удручало то, что он не может выразить признательность своему благодетелю. Убедившись, что бежавшие с поля боя неверные сели на корабли и уплыли восвояси и что Дамаску больше ничто не угрожает, он распустил армию и в сопровождении двенадцати тысяч всадников двинулся в Багдад.

Симустафа уже насладился встречей с любимой женой и поблагодарил свою любезную покровительницу. Отдавая одной ночи, а другой — дни, он был счастлив, насколько может быть счастлив мужчина.

Он не утаил от любезной Ильсетильсоны ни одной подробности подвигов своих ратных, которые тем более волновали милую царевну, что содействовали победе и славе халифа. Она брала платок, которым ее муж перевязал себе руку, и орошала слезами то вышитые на нем буквы имени отца, то пятна крови, пролитой в его защиту.

— Отдай мне этот платок, — попросила она, — он будет напоминать мне беспрестанно, как тот, к кому я нежно привязана, был спасен тем, кого я люблю больше жизни.

Халиф вернулся в Багдад, где народ встретил его восторженными возгласами и триумфальными арками, возведенными в честь славной победы^{182}. Любовь подданных и близких вознаградила государя за ратные подвиги. Зобеида вместе с дочерью ласкала его, предупреждая все желания, а Харун, утомленный почестями, думал лишь о неизвестном воине, который ускользнул от его благодарности.

— Он получил от меня всего лишь платок, — повторял повелитель правоверных, — это единственная милость, которую он согласился принять! Я обещал десять тысяч любому, кто назовет мне его имя, скажет, кто он и где проживает. Я должен его вознаградить! Он спас знамя святого Пророка, освободил народ мой, я обязан ему жизнью и короной. Напрасно этот воин уклоняется от положенных ему почестей, я прикажу устроить праздник в его честь, сюда прибудет весь Дамаск, который был свидетелем подвигов его. Я не могу описать лицо храбреца, потому что он ни разу не поднял своего забрала, но я помню его доспехи, а также скакуна, полного огня, и прикажу запечатлеть изображение этого всадника^{183}. Каждый добрый мусульманин царства моего захочет увидеть своими глазами праздник рыцаря в темных доспехах, ему не удастся долго оставаться в безвестности, скрываясь от всех, кто прибудет на это торжество.

Ильсетильсона радовалась хвалам, воздаваемым ее возлюбленному, и чувствам халифа. Сколько раз с губ ее чуть не сорвалось признание: «Я знаю воина в темных доспехах. Покоритель неверных — это и мой покоритель».

Повеления Харуна были исполнены, празднества, посвященные освобождению Дамаска, должны были продлиться тридцать дней, а на последние два дня назначили представление подвигов рыцаря в темных доспехах. И в ходе этих торжеств халиф добился желаемой цели, но только совсем не так, как он воображал.

В самый последний день празднеств Зобеида вместе с дочерью стояла на балконе. Под жарким солнцем Ильсетильсоне вдруг стало плохо, и она упала на грудь матери. Та окружила царевну заботами и не смогла не заметить верных признаков того, что дочь ее носит под сердцем плод связи супружеской. Встревоженная столь поразительным открытием, Зобеида, не раздумывая, бросилась к мужу, чтобы поделиться с ним важным известием, ибо она не сомневалась в том, что права. Вдвоем они направились в покои Ильсетильсоны, дабы добиться признания, от которого зависели их честь и покой.

— Вот уже много месяцев, — сказала Ильсетильсона родителям, — каждую ночь меня похищают так, что я ничего не замечаю, и переносят по воздуху в великолепную комнату, где я попадаю в объятия неизвестного мужчины, который, не стану скрывать, сумел внушить мне самую сильную страсть.

Халиф сразу понял, что дочь его попала под действие чудесных чар, и не счел уместным упрекать царевну за то, в чем не было ее вины.

— Госпожа моя, — сказал он Зобеиде, — похоже, нашу дочь полюбил некий джинн, и, если ему воспротивиться, мы разозлим его, и только. Всем нам следует положиться на защиту святого Пророка.

С этими словами он как ни в чем не бывало поцеловал дочь и удалился, дабы дать ей отдых, в котором она нуждалась. Зобеида последовала его мудрому примеру, а Ильсетильсона решила этой же ночью рассказать все Симустафе и уговорить его поскорее явиться во дворец на своем скакуне и в полном боевом облачении, показать халифу заветный платок и раскрыть тайну рыцаря в темных доспехах.

Харун призвал двух ближайших своих советников и сообщил им то, что узнал от дочери. Джафар пришел в изумление великое, Месрур же удивился не столь сильно, ибо давно уже заметил, что стражников, охраняющих покои царевны, по утрам невозможно добудиться.

— Как нам схватить чародея, соблазнившего мою дочь, — спросил их халиф, — если каждую ночь он уносит ее куда-то по воздуху?