Продолжение «Тысячи и одной ночи»

— И если бы Хикар был жив, он сделал бы всё, чтобы отомстить за своего господина и очистить его имя от гнусной клеветы, опорочившей его. Прости меня, государь, если я иногда перечу тебе, но для меня имя и интересы бывшего визиря святы, моя преданность ему угаснет только с моей жизнью, и при этом я знаю — а когда-нибудь узнаешь и ты, — что он не всегда был безупречен. За шестнадцать лет до несчастной гибели своей Хикар своими руками простодушно заточил меч, который его же и сразил. Он сам вручил это оружие Синкарибу, и тот воспользовался им… Больше я пока ничего не могу сказать. Я — посланник моего государя, и мне не подобает обманывать доверие его, но ничто не мешает мне порицать Хикара. Он слишком рано захотел удалиться от дел; человек рожден для того, чтобы действовать, покой, к которому он стремится, есть лишь бесплодное мечтанье. Когда дела государственные находятся в руках мудреца, он не должен передавать их человеку ненадежному и самолюбивому.

— Я начинаю убеждаться в том, что Хикар, возможно, был не всегда прав, ибо сама мудрость говорит устами твоими. Однако я ценю тебя гораздо выше славного визиря, ведь ты находишь в нем недостатки, в которых на самом деле его нельзя упрекнуть.

— Скоро ты убедишься, государь, что я ничем не лучше Хикара. К несчастью, я совершил столько же ошибок, сколько и он.

— Однако, — продолжил фараон, — прежде чем обсудить выполнение условий (а я считаю, что мы уже обо всем договорились), скажи, кто явился нам в образе женщины, которую ты называл зодчим Синкариба?

— Я скажу тебе, государь, но прошу, чтобы твой первый советник об этом не узнал. То была сестра покойного царя нашего и, следовательно, родная тетя того, кто ныне правит в Ассирии. Она сама вызвалась исполнить пожелания твои, но с условием, что останется неизвестной.

— Я пойду ей навстречу и тем самым докажу свое восхищение, — согласился царь Египта. — Но мне невыносимо то, что я не могу воздать ей должное и оказать почести, соответствующие высокому происхождению, достоинствам, а главное, необычайному могуществу ее.

— Да, государь, она заслуживает почтения во многих отношениях, но не стоит превозносить ее могущество: в этом она равна всем женщинам Ассирии.

— Подпишем наш договор, Абикам. Я рассчитываю на дружбу Синкариба, желаю видеть его на троне Ниневии и восхищаться его царской славой. Я уже повелел выплатить ему десятую часть всех доходов земель моих за четыре года и присовокупить к ней девятьсот кантаров, которые испросил у меня твой господин, дабы полностью оплатить изготовление боевых колесниц. Передай ему, что я хотел бы бок о бок с ним сразиться с его врагами, что я вышлю всех подданных его, укрывающихся в Египте, и вручи ему это послание.

Фараон,

царь Египта, —

Синкарибу, царю Ассирии.

Да здравствуют державы, питающие землю благодатью!

Слава тому, кто стоит во главе их!

Я желал, брат мой,

посостязаться с тобою в мудрости,

я даже выдвинул условия этого состязания,

но был посрамлен. Плачу без сожалений, ибо мне

довелось увидеть и услышать много прекрасного.

Ты просишь у меня девятьсот кантаров,

дабы возместить непредвиденные расходы,

я счастлив оказать тебе эту услугу.

Мы будем квиты, когда ты заключишь со мною

наступательно-оборонительный союз, договор

о котором, скрепленный моею большой печатью

доставит тебе

твой мудрый посланник.

Абикама осыпали почестями, одарили подарками, Зефани получила целую горсть адамантов, и оба тронулись в путь, унося с собою дань царя египетского. До самой границы Ассирии их сопровождал отряд всадников с двумя первыми советниками фараона во главе.

Эти почести беспокоили Хикара, ему не нравилось, что столько глаз устремляются на клетки с птицами рух. Настоящий политик задушил бы их и закопал в землю под своим шатром, но Хикару претило убивать божьих тварей, которые сослужили ему добрую службу. И потому он окружил их бдительными стражниками, и ни во время дневных стоянок, ни ночью никто так и не сумел разгадать, с помощью какой невинной хитрости ассириец одержал победу над царем Египта.

Хикар отправил гонца к Синкарибу с письмом от имени Абикама, в котором в общих чертах доложил своему господину об успехе своего посольства, предупреждал о возвращении домой его бежавших подданных и сообщал о том, что везет девятьсот кантаров и дань.

Надан ознакомился с этим донесением и пришел в замешательство.