Продолжение «Тысячи и одной ночи»

«Ты слышал, Бадур? Надо найти на стороне как можно больше фруктов, ведь тех, что в нашем саду, явно не хватит. И принеси еще цветов для твоей невесты, завтра я пошлю их ей от моего имени».

Кассанак пошел к племяннику, чтобы оставить у него свое платье и колпак. Он застал юношу за продажей фруктов поставщику халифа, визирей и главных эмиров. Иль-Далхук прекрасно справлялся, и его дядя поспешил к своему другу-геоманту.

«Вот что нам осталось сделать, — сказал ученый колдун. — Лавка твоего племянника теперь снабжается прекрасным товаром, но мы не можем и дальше брать его у Нарили, поскольку это нам слишком дорого обходится. Сейчас выставили на продажу один из лучших садов в окрестностях Багдада, надо немедленно пойти и купить его. Он обойдется всего лишь в пятьсот золотых, и в придачу ты получишь черного раба, четырех ослов, а также садовника. Пусть он лучше останется на своем месте. Невидимые руки больше не будут помогать твоему племяннику раскладывать фрукты, поэтому надо приобрести еще одного раба, и всё это следует сделать не откладывая».

«Где же я возьму такие деньги? — забеспокоился Кассанак. — Я и так задолжал тебе, а когда смогу отдать, не знаю».

«Ты мне ничего не должен, — пояснил геомант, — всё, что нужно, я получил от Нарили. У нее больше тысячи двухсот золотых, и половину она украла у Далхука, когда он имел несчастье жениться на ней. Эта часть принадлежит твоему племяннику, и мы научим его отца, как завладеть остальным. Монеты, которые ты передавал этой женщине из моих рук, непростые: они умеют летать и красть. Как только она запирает деньги в своем тайнике, они вылетают оттуда, прихватив еще столько же, и оказываются в моем ларце. Если бы я захотел, я мог бы пустить ее по миру, но я желаю отнять только то, что Далхук должен был дать своему сыну. Вот деньги, мой дорогой Кассанак, ступай, заплати за сад. Завтра ты в последний раз явишься к торговке фруктами, и пусть она и ее сын пребывают в заблуждении, пока ты не договоришься о женитьбе твоего племянника на дочери брадобрея. Дело это можно провернуть завтра же, а как, я тебе скажу».

Пока двое друзей договаривались, хозяин цирюльни со своей стороны предпринимал шаги, которые вполне соответствовали намерениям Кассанака и геоманта, ибо брадобрей решил объясниться с Нарилей.

«Почему Бадур так странно себя ведет? — спросил он. — Он заставил по-дурацки побрить себя и подстричь. Все над ним потешались. Это ты ему голову заморочила? Или кто-то другой? Он носится с букетами, а на мою дочь даже не смотрит. Я вижу, что он от тебя ни на шаг и ты вертишь им как хочешь. Мне не нужен зять, который выставляет себя на посмешище. Если же моей дочери достанется глупый муж, пусть она сама им управляет, а другой женщине нечего вмешиваться».

Брадобрей заметил, что с каждым его словом (а говорил он напористо) Нариля всё больше краснела и сотрясалась от злости, и решил довести дело до конца. Приблизившись к ней вплотную, он сказал:

«Ты всё поняла, женщина?»

«Да, я всё поняла, чертов брадобрей, негодяй, невежа! Хочешь помыкать дураками, выбирай таких, как ты сам! Оставь себе свою дочь-простуху, она моему сыну не пара, мы с вами знаться не желаем».

«Так ты возвращаешь мне мое слово? — Брадобрей с трудом сдерживал свое негодование. — Премного тебе благодарен, и больше я тебя не побеспокою. Но вот уже два года, как твой муж и сын бреются и стригутся у меня задаром. Как я, по-твоему, должен отблагодарить моих подмастерьев?»

«Э-э! Когда это я отказывалась платить? Ни один мастер в Багдаде не может на нас пожаловаться! Вот, держи. — Нариля с презрительным видом бросила на стол шесть золотых. — Это для тебя и твоих учеников. И не говори, что этого мало, дабы от всех вас отделаться. Убирайся отсюда немедленно».

При виде золота у гостя глаза на лоб полезли.

«Эта женщина в самом деле сошла с ума, — подумал он. — Она швыряется деньгами, но, коли я разозлю ее еще больше, она, пожалуй, швырнет в меня чем-нибудь потяжелее. Пойду-ка я восвояси подобру-поздорову».

Цирюльник резко развернулся и вылетел вон из лавки.

По пути домой он повстречал Кассанака, который только что приобрел сад и всё необходимое для того, чтобы его племянник мог успешно торговать фруктами. Брадобрей, еще не успокоившись после разговора с Нарилей, остановил Кассанака и спросил:

«Скажи, ты имеешь дело с Далхуком, твоим бывшим зятем?»

«Нет. С тех самых пор, как он по наущению своей второй жены выгнал из дома моего нежно любимого и достойного всяческого уважения племянника».

«А тебе известно, — прошептал брадобрей, — что эта женщина совсем не в себе?»

«Я ее давно знаю, и она всегда была самодуркой. Но что правда, то правда, сейчас она как будто совсем спятила: и все покупатели, которых она когда-то сумела привлечь, от нее отвернулись. Я воспользовался этим и открыл лавку для моего племянника, который, надеюсь, преуспеет лучше, чем его отец. Это та лавка, что находится на углу площади, и сейчас туда ходят все бывшие покупатели Нарили. Иль-Далхук их очаровал, что неудивительно, ведь он самый славный и честный малый в Багдаде».