«Да кого ты слушаешь! — Глаза Нарили налились кровью от бешенства. — И как ты смеешь так обращаться с главной поставщицей звезд? О, приди небесный покупатель! Сын мой, где ты? Под защитой могущественной утренней звезды, на которой нынче ночью женился Бадур, я уничтожу всех, кто проявил ко мне неуважение!»
«Ты слышишь, господин?» — повторил Далхук.
«Увы! Я всё слышу, — подтвердил кади. — Сделай так, как решил, ты имеешь на это полное право. Говори, мы записываем».
«Нариля! Женщина, которой покровительствует поставщик звезд! — сказал Далхук. — Свекровь утренней звезды! Уходи. Я развожусь с тобою — раз, я развожусь с тобою — два, я развожусь с тобою — три».
Пока он говорил, помощники кади составили документ о расторжении брачного договора, Далхук его подписал и передал своей бывшей жене, предварительно попросив сделать с него список. Предосторожность оказалась весьма кстати, потому что Нариля разорвала пергамент на тысячу мелких клочков.
«А теперь, — сказала она, — верни мне мое приданое — двести золотых. Или я потребую, чтобы мне отдали сад, который я поливала собственным потом».
«Но прежде, — возразил Далхук, — дай мне отчет о продаже моих фруктов за последние три дня».
«Вот он, твой отчет!»
Нариля швырнула мужу шесть золотых с мелочью.
«Это, — вмешался Кассанак, — лишь полчетверти того, что ты выручила. Я ссудил деньги, а именно сто сорок золотых, армянину из Багдада, и он оставил мне в залог вот это платье и колпак».
Нариля утратила дар речи, однако окончательно сразило ее появление Бадура. Лицо его распухло так, что стало в два раза шире, шея раздулась, а голос до того осип, что стал почти неслышным, и бедняга от всего сердца проклинал звезды.
«О, если я когда-нибудь опять влюблюсь в звезду, пусть на меня обрушится в три раза больше ударов, чем нынче».
«Что с тобою, друг мой? — участливо спросил кади. — Если тебя побили, скажи, кто это сделал, он не уйдет от правосудия».
«Господин, — просипел Бадур, — вели наказать звезды. Одна из них должна была стать моей женой. Я послал ей цветы и портрет в ушате с водою, она позвала меня на берег Евфрата, где было ужасно холодно, и я раз двадцать заблудился, пока шел к ней. Мне пришлось плыть битый час, я уже думал, что она выйдет со мною на берег, но едва ступил на землю, как кто-то сзади ударил меня палкой, я обернулся — никого. И снова меня ударили сзади, и снова я обернулся, и опять — никого. Те, кто бил меня, всё время находились у меня за спиной. Я побежал, они — за мною и лупили меня до самой калитки сада. О, я очень люблю деньги, но пусть кто-нибудь другой пользуется благосклонностью звезд, а меня от нее трясло всю ночь».
Этот рассказ сломил спесивую Нарилю, женщина поняла, что ее разыграли, а она попалась в ловушку. Кади выложил на стол семьдесят золотых — всё, что ей причиталось.
«Я могу хотя бы забрать свои вещи?» — спросила торговка.
«Да, конечно, — ответил судья. — Мой помощник вместе с Далхуком и Кассанаком тебе помогут».
Нариля поняла, что ей не удастся вытащить деньги из укромного уголка, но она не хотела, чтобы они достались Далхуку, и потому молча собирала вещи, ни разу не взглянув в сторону тайника.
«Господин кади, — сказала торговка, — пока я была женою Далхука, я должна была слушаться его, но теперь я разведена и имею право делать что хочу. Так вот, он запретил мне говорить, что нашел клад в старом железном горшке, который до сих пор находится там же, где был закопан. Эта находка принадлежит повелителю правоверных, и вера моя не позволяет мне скрывать, что нашего халифа хотели обокрасть. Изволь следовать за мною, и ты сможешь всё изъять».
«Халифу известно про этот клад, — отвечал кади, — и он считает, что Далхук имеет право забрать его себе в качестве возмещения того, что было у него украдено».
Услышав эти слова, Нариля пришла в бешенство неописуемое и бросилась вон из лавки.
«Куда же ты? — остановил ее кади. — Ты больна, тебя и твоего сына отведут туда, где вам предоставят все необходимые снадобья и лечение».
Помощники судьи вывели Нарилю и ее сына, а Далхук еще раз от души поблагодарил Кассанака.
РАССКАЗ О СЕМЬЕ ШЕБАНДАДА ИЗ СУРАТА
— Вот и всё, что мне поведали об истории этой семьи, — закончил свой рассказ Кабиль-Хасен.
Пока он говорил, с лица прекрасной Вазюме не сходила улыбка, добрая Нанэ ахала, охала и посмеивалась, шебандад и его сын не скрывали получаемого удовольствия, а братья-соперники беспокоились. Теперь все ждали, что скажет девушка, но шебандад обратился к ней с такими словами:
— Дочь моя дорогая! Мне кажется, эта сказка позабавила тебя.
— Да, дедушка, и, по-моему, она всем понравилась, а главное, заставила смеяться мою няню.
— Я хохотала бы от всей души, — отвечала Нанэ, — если бы не боялась что-то упустить. Я запомнила этот рассказ, надеюсь, он пополнит мою копилку, но, боюсь, мне не удастся пересказывать его так же складно, как это сделал Кабиль-Хасен.