Продолжение «Тысячи и одной ночи»

Джафар, обнаружив такую широту и глубину познаний в простом рыбаке, поразился еще больше, чем при встрече с трактирщиком и продавцом прохладительных напитков. Этому необыкновенному ученому небосвод служил библиотекой, а песок заменял пергамент.

Надо было распорядиться пойманной рыбой, и тут Джафар вспомнил Шебиба и его доброту ко всему живому.

— Брат мой, — сказал он рыбаку, — сам того не ведая, ты доставил мне величайшее удовольствие, ибо никто так не любит и не уважает Шебиба, как я. Ко всему прочему я больше всех на свете заинтересован в судьбе главы Бармесидов, а также люблю людей ученых и почитаю подобных тебе выходцев из народа. Мне хочется, чтобы слава о тебе заблистала ярким светом и стала примером для всех, кто верит, будто высокое происхождение или богатство освобождают их от необходимости выделиться какими-либо заслугами. Я богаче, чем можно подумать, глядя на мою одежду, так соблаговоли доставить мне еще одно удовольствие: позволь тебя отблагодарить и принести достаток твоему большому семейству. Прими эти двести золотых, выбери рыбу, что понравится твоим родным, а остальное, пойманное во имя Шебиба и Джафара, выпусти в честь одного Шебиба; и пусть именем его они обретут дар речи и разнесут хвалу этому великому человеку по всем морям до самых бездонных глубин.

— Я отпущу всех! — воскликнул старик в порыве радости. — О мой господин! Я слышал имя Джафара и знал о его высоком предназначении. Судьбе же было благоугодно, чтобы я увидел великого визиря своими глазами и убедился в его добродетели. Я припадаю к твоим стопам. Нет, в такой необыкновенный и радостный день никто не будет несчастен по моей вине! Пусть вся рыба вернется в стихию, из которой была извлечена… Плывите, — продолжал он воодушевленно, — набирайтесь жизни и сил, побывайте во всех морях с юга до севера и разнесите весть о том, что Шебиб и Джафар, объединившись на земле, являют собой образец добродетели, что они продолжают дело нашего Великого Пророка. Пусть слух о том дойдет до Левиафана[15] и заставит его содрогнуться!

Визирь оставил рыбака, пожелав ему на прощание всяческого процветания, коего заслуживает добродетель, и славы, что вознаграждает труды, несущие благо роду человеческому. Они расстались как старые друзья.

Приближалось время обеда. Почувствовав усталость, Джафар направился к знакомому трактирщику. Однако на этот раз там не случилось ничего чудесного, ничего такого, что могло бы удовлетворить его любопытство, пролив свет на поприще, уготованное ему по воле Неба.

Визирь вышел на базар. На углу площади располагалась самая большая в Дамаске кофейня, называвшаяся Иль Манаклие^{87}. Небольшой рукав реки пересекал и украшал ее сад.

Джафар углубился в одну из аллей и выбрал мраморную скамью, стоявшую в тени беседки с тремя входами, за стенкой, сплошь увитой виноградом. Едва князь Бармесид допил кофе, как в беседку с трех сторон одновременно, будто сговорившись, зашли три дервиша. Сквозь листву и решетку визирь видел, как странники, явно не знакомые друг с другом, были поражены тем, что судьба разными путями привела их в одно и то же место. Поприветствовав друг друга, они сели и какое-то время молча пили кофе, хотя всем им не терпелось узнать, чему обязаны они столь удивительным совпадением. И наконец первым заговорил самый старый дервиш: