Продолжение «Тысячи и одной ночи»

Нужно, чтобы король пришел на помощь

Национальной гвардии, чтобы он показался народу,

чтобы он твердо сказал: «Я так хочу, я приказываю!»

Ему дарована власть от Бога, ему все обязаны повиноваться,

нынче же на него смотрят как на мокрую курицу:

демократы осмеивают его, причиняя мне этим

почти физические страдания.

Пусть он сядет на коня и внезапно,

в сопровождении двух-трех десятков гвардейцев,

явится перед мятежниками. Всё склонится перед ним,

все падут ниц. Самое главное уже сделано, друг мой:

король смирился и предал себя Господней воле.

Судите сами, какое могущество это сулит ему, когда

даже Ахав^{471}, погрязший в грехах Ахав,

лишь на один миг и единым деянием угодивший Богу,

одержал затем победу над врагами.

У него было дикое сердце и развращенная душа,

мой же король обладает чистейшей душою,

преданной Господу, а небесная, августейшая Елизавета

наделена поистине божественной мудростью…

Не опасайтесь ничего со стороны Лафайета^{472}, — у него,

как и у его сообщников, связаны руки. Как и каббала,

им исповедуемая, он обуян духами смятения и ужаса

и не сможет избрать путь, ведущий к победе.

Самое лучшее для него — это попасть

в руки недругов стараниями тех, кому он столь

безраздельно доверяет.

А мы по-прежнему станем возносить мольбы наши

к Небу, по примеру того пророка, что взывал к Господу,

пока сражался Израиль^{473}.

Человек должен действовать здесь, на земле,

ибо она — место приложения его сил: и добро,

и зло могут твориться лишь его волею.

Поскольку почти все церкви ныне закрыты —

либо по приказу властей, либо по невежеству,

пусть дома наши станут нашими молельнями.

Для нас настал решительный миг:

или Сатана продолжит царствовать на земле,

как нынче, и это будет длиться до тех пор,

пока не сыщется человек, что восстанет против него, как

Давид против Голиафа;

либо царство Иисуса Христа, столь благое для людей

и столь уверенно предсказанное пророками,

утвердится здесь навечно. Вот в какой

переломный момент мы живем, друг мой.

Надеюсь, вы простите мой сбивчивый и неясный слог. Мы

можем, за недостатком веры, любви и усердия,

упустить удобный случай, но пока что у нас

еще сохраняется шанс на победу. Не станем забывать,

что Господь ничего не свершит без людей,

ибо это они правят землею: в нашей воле установить здесь

то царствие, которое Он заповедал нам.

И мы не потерпим, чтобы враг,

который без нашей помощи бессилен, продолжал,

при нашем попустительстве, вершить зло!

В общем, Казот почти не питает иллюзий по поводу победы своего дела. Письма его изобилуют советами, которым, вероятно, полезно было бы следовать. Однако видно, что и его самого одолевает отчаяние полного бессилия, заставляющее усомниться и в себе, и в своей науке: