Набросок чей-то к русской драме,
Картины ссылки и тюрьмы.
Сны вещие, страны смятенье,
Любовь и бедность, и в столе
Строка, и неприметной тенью
Бреду, как прежде, по земле.
«Жизнь пропадает ни за что…»
Жизнь пропадает ни за что,
Из нечто падает в ничто,
Не удержать усильем воли,
А время убегает прочь —
Ищите ветра в чистом поле.
По старой присказке точь-в-точь.
«Обокраденный бессонницей…»
Обокраденный бессонницей,
Ночь промаялся едва,
Что-то мнилось, длилось, помнится —
То виденья, то слова.
Мне грядущее предсказывая,
Может, правду, может, ложь,
Как считалка многоразовая —
Разве в толк её возьмёшь.
Тишина темнела, вкрадчиво
Занавеской вдруг шурша,
И в томленьи, не понять, чего
От неё ждала душа.
«Наваждения ночные…»
Наваждения ночные
Набегают в тишине,
Отстуки их костяные
Говорят о чём-то мне.
Скачут в мир потусторонний.
Не удержишь тех коней.
Оттого ещё бессонней,
Оттого ещё темней.
Смотрят всадники сурово,
Их известны имена,
И стучат, стучат подковы,
Вздрагивают стремена.
Боратынский и смерть
Ты звал меня, и я пришла,
Ни на мгновенье не замедлив,
Ты горд и ты непривередлив.
Всех прочих я сама звала.
Но ямб твой сух и резковат,
Так называемой плеяде
Ты не товарищ, не собрат,
И не найдёшь в твоей тетради
Пустых уныний, злых страстей,
Невнятных от небес вестей.
И ты меня не убоялся,
Хоть никому я не мила,
Но ты позвал, и я пришла.
Ты мой, но весь мне не достался.
«От повседневности накатанной…»
От повседневности накатанной,
Часов усталой воркотни —
Уйти туда, где в тучах спрятанный
Далёкий диск нам шлёт огни.
Они, пробив завесу мглистую,
К деревьям льнут, дрожат в траве,
И птицы, свой мотив насвистывая
И пребывая в торжестве,
Взлетают ввысь внезапно, мечутся,
И смотришь их полёту вслед,
И словно снится всё, мерещится
В привычной суете сует.
«Среди зелёного раздолья…»
Среди зелёного раздолья
Душе печалиться о чём,
Пернатой доремифасолью
Заслушиваясь майским днём?
И небывалая свобода
В полёте выше всех высот
В прощальной дали небосвода,
Где исчезает небосвод,
Где бездны прячутся от света,
Где замер звук и позабыт,
Где ни звезда и ни планета
Своих не ведают орбит.
«В небе пасмурном даже намёка…»
В небе пасмурном даже намёка
Не отыщешь на майский денёк.
Зябко в парке, темно, одиноко.
Да и сам он совсем одинок.
А вчера поутру не смолкали
Голосистых синиц хрустали.
Голубые мерещились дали,
И на стыке небес и земли
Что-то чудилось, будто пророча,
Будто знак подавая на миг…
Тот, кто видел такое воочью,
В безымянные тайны проник.
«В одиночестве высоком…»
В одиночестве высоком
Тишина души слышней,
И внезапным третьим оком
Тайное провидишь в ней.
Словно чуждые доныне
Постигаешь письмена,
Словно путь забыл в пустыне,
И ведёт тебя она.
Словно в памяти прощальной
То, что бросил, что не в счёт,
С яркостью первоначальной
На мгновенье полыхнёт.
«В своих тетрадях старых роясь…»
В своих тетрадях старых роясь,
Себя былого узнаю —
Как будто провожаю поезд
В судьбу грядущую свою.
Вагоны скорость набирают,
Стучат колёса всё верней,
Ночные сумерки стирают
Дрожь убегающих огней.
А я, помедлив на перроне,
Бреду неведомо куда —
Простой прохожий, посторонний,
Что провожает поезда.
«Возмечтав о тишине…»
Возмечтав о тишине,
В глубину лесную
Ухожу. Отрадно мне,
Вековое чую.
Сосны прочные стоят.
В синеве небесной
Медленный их бродит взгляд —
Странный, бестелесный.
Не расскажут никому
Даже по секрету
Непостижную уму
Божью тайну эту.
Мне узнать её нельзя,
Мне земное внятно:
Меж ветвей дрожат, сквозя,
Световые пятна.
Драка