— Позвать сюда немедленно! Нет, не ты! Ты, брат, отсюда пока никуда не выйдешь! Умный какой нашелся: шепнуть, предупредить кого следует — и ищи потом ветра в поле!
Зволянский приоткрыл дверь, стукнув при этом створкой по голове изнемогающего от любопытства писаря. Потирая рукой ушибленное ухо, тот отскочил и встал по стойке смирно.
— Эй, кто-нибудь! А ну зовите сюда главного смотрителя Тюремного замка!
Но тот уже спускался по лестнице из своей половины. Вслед за ним, дожевывая на ходу пирог, следовал Лопухин.
— Сергей Эрастович! Кого я вижу?! Вот уж воистину говорят: мир тесен! Какими судьбами сюда, в «узилище Иродово»?
— Служба-с! А вот ты, Алексей Александрович, что тут делаешь? — нахмурился Зволянский.
— К сестрице в гости заскочил. К супруге господина Покровского, то есть. Вместе с кузеном, жандармским ротмистром Лавровым.
— С жандармским? Это, брат, пожалуй, даже кстати! — Зволянский грозно обернулся к смотрителю замка. — Заходите-ка сюда, милейший! Лопухин, ты своего кузена покличь, да тоже заходи с ним.
Перед тем как захлопнуть дверь, Зволянский, обведя канцелярию многообещающим взглядом, рявкнул:
— Всем оставаться на местах! Боже вас упаси покидать помещение!
Через полчаса, изрядно нагнав страху на всю канцелярию, в сопровождении Медникова и «мобилизованного» во временные помощники Лаврова, Зволянский шагал через тюремный двор в отделение номер семь, не переставая на ходу стращать взятого в провожатые главного смотрителя. Лопухин, тоже «мобилизованый», был, к немалому его облегчению, оставлен присматривать за канцелярскими — чтобы никаких бумаг не попрятали, не сожгли и т. д.
— Как содержатся арестанты в седьмом отделении? — допрашивал на ходу Зволянский смотрителя.
— В дневное время содержание арестованных, как и в отделении номер восемь, для лиц благородного происхождения, свободное. Камеры запираются только на ночь, — торопливо докладывал Покровский. — Утром подъем по колоколу, в шесть утра. Пересчет арестантов, пересмена приставников, молитва. Для содержащихся в этих двух отделениях обязательных уроков[70]
нет, только по желанию. Днем, при наличии открытых дверей, арестанты имеют возможность навещать знакомых в других камерах, гулять по коридору. В седьмом и восьмом отделениях дежурят по два приставника. В прочих отделениях, не считая женского, режим содержания гораздо жестче.Забежав немного вперед, главный смотритель распахнул наружную дверь, пропустил посетителей вперед. В небольшом коридоре посетители остановились перед единственной дверью, обитой железом. В верхней части двери была вмонтирована железная же форточка, рядом с которой из двери торчал штырь с шаром на конце.
— Ну-с, как открывается сей сезам?
— Позвольте-с…
Пробравшись вперед, приставник несколько раз ударил по шару открытой ладонью, и удары отозвались звоном небольшого колокола. Словно в ответ, изнутри послышались резкие трели оловянных свистков, какие-то голоса, искаженные толстой дверью. Через минуту загремел засов, и дверная форточка откинулась, явив за собой лицо второго приставника.
— Открывай, Сазонов! — крикнул напарник. — Вишь, начальство пожаловало!
Форточка захлопнулась, и после некоторой возни отворилась дверь. Посетители друг за другом вошли внутрь и оказались в длинном широком коридоре с дверями по обе стороны. Лишь в начале коридора, да в дальнем его конце светились тусклые пятна нескольких окон, густо замазанные известью и забранные решетками.
Снова забежав вперед, приставник остановился у одной из дверей, отрапортовал:
— Так что здесь камера осужденного Александрова.
— Открыть! — распорядился Зволянский.
Приставники переглянулись.
— Так что двери днем не запираются, ваше превосходительство… Как я уже докладывал, арестанты имеют возможность общаться друг с другом…
— Ах да… — Зволянский первым шагнул внутрь. Следом за ним в камеру, толпясь, вошли и остальные.
Две железные кровати, небольшой столик у дальнего конца камеры, два табурета, с одного из которых, не торопясь, поднялся при виде визитеров небольшого роста густо заросший бородой человек в серой арестантской рубахе навыпуск и таких же серых штанах.
— Кто таков? — отрывисто спросил Зволянский.
— А ты кто будешь, мил человек? — с неожиданной издевкой отозвался бородач. — Никак в соседи напрашиваться ко мне станешь?
Лавров сжал локоть уже открывшего рот Зволянского, и тот понял, сдержался, промолчал. Промолчал под выразительным взглядом и уже выступивший вперед для грозного окрика Покровский. Нарушение тюремного устава было явным, с перспективой карцера после долгого начальственного разноса. Но с этим человеком предстояло работать, он мог дать нужные сведения. А мог и, заупрямившись, не дать.
— Я директор полицейского Департамента, действительный статский советник Зволянский. Со мной следователь окружного суда Медников и ротмистр Лавров. Остальных, полагаю, вы знаете.
— Директор, мгновенно сориентировавшись, перешел с начальственного «ты» на вежливое «вы».