Проект «Агасфер». Старьевщик

— Сам главный фараон? Ух ты! Ну, присаживайтесь, гости дорогие, коли места для себя найдете! Я — арестант Александров, некогда поручик, решением военного суда лишенный чина, дворянства и прав состояния и осужденный для отбытия наказания в арестантские роты. Теперь вот переведен сюда, в Литовский тюремный замок, для отбытия бессрочного наказания. С чем пожаловали, господа хорошие? Нешто помилование мне вышло? — В голосе арестанта опять послышалась издевка.

— Насчет помилования не уполномочен! — буркнул Зволянский. — Жалобы на тюремную администрацию имеются?

— Лишен без объяснения причин прогулок, господин хороший. А так… — Александров пожал плечами. — На начальство жаловаться — себе дороже выйти может! Так что нету больше жалоб!

— Выйдем, господа! Медников, поработайте с осужденным, можно пока без протокола! — со значением подчеркнул Зволянский. — Ротмистр, может, вам лучше остаться? На случай буйного поведения арестанта?

— Не стоит, ваше превосходительство! — покачал головой Медников. — Я привыкший…

Прикрыв за собой дверь камеры, Зволянский не сдержался, обеими руками притянул к себе приставников за воротники, прошипел:

— Ну и где же книги, якобы закупленные вами по просьбе сего арестанта? Я что-то ничего не заметил, кроме кувшина для воды, веника и лохани для водных процедур.

— Не могу знать, ваше-ство. Может, порвал-с для удовлетворения нужд? Или дал товарищам почитать…

— Сейчас мы поищем их в других камерах! — пообещал директор. — Только за Александровым за два года записано более 60 книг и журналов. Да и другие арестанты, полагаю, выписывают литературу? А ну-ка, все книги этого отделения — в надзирательскую! Жи-ва! Духом!

Приставники бросились вон из камеры — исполнять приказ.

Минут через десять сбор литературы был завершен.

— М-да, — Зволянский, наклонив голову набок, пересчитал принесенные книги и журналы. — Библий — восемь штук, прочих — шесть. Остальные, надо полагать, порваны и испарились?

Приставники, потупившись, молчали.

— Ваше превосходительство! — Покровский повалился на колени. — Не погубите! Не доглядел, виноват! Лично проведу следствие, наведу порядок! Под суд отдам! Выгоню без выходного пособия, с «волчьими билетами»! Сами же знаете, ваше превосходительство: во всех тюрьмах порой носят запретное!

— Встань! Не позорь мундир! Поглядим… Ежели мой следователь добьется от арестанта того, что мне нужно — оставлю без последствий! Но всю эту братию разгонишь без рекомендаций, понял

В дверь надзирательской просунулась лысина Медникова:

— На два слова бы, ваше превосходительство!

Зволянский вышел из надзирательской, плотно прикрыл за собой дверь. Вскоре из коридора донеслись отголоски гневного директорского баритона:

— С ума съехал, Медников? Меня под суд особого присутствия подвести хочешь? Сам по «Владимирке» кандалами позвенеть?!

— А иначе никак, ваше превосходительство! Ну в карцер его загоним — и что толку? Он и там ничего не выдаст!

— Замолчи! Ты хоть понимаешь, что предлагаешь?! Может, за пазухой эту дрянь носишь?!

— Мне-то ни к чему, ваше превосходительство! Для общего бы дела, а?

— А ежели наврет твой Александров? Чего руками разводишь? Нет, нет и нет! Не дозволяю!..

Не понимая, в чем дело, смотритель беспомощно озирался, заглядывал в глаза Лаврову. Приставники, видимо, понимая в происходящем больше, тихо вздыхали.

Пошумев, директор начал успокаиваться и давать Медникову более-менее связные указания, впрочем, перемежая их нецензурной бранью:

— Только потихоньку, понял? Изымешь ключи и сам возьмешь! От касторки-то отличить эту гадость сможешь? Ну, с Богом!

Вернувшись в надзирательскую, Зволянский поманил пальцем смотрителя:

— Проводи сей же час следователя в больничку вашу. Доктор-то на месте?

— Куда ему деваться — полагаю, что на месте. Однако… Должно, пьян, ваше превосходительство, как уж водится…

— Сам разбирайся! В общем, для пользы дела следователь кое-что у твоего доктора попросит.

— Не знаю, что именно, и знать не желаю! — вдруг заорал директор так, что все вздрогнули. — Подлецы! Сами под суд идете и меня тянете! Вон! Все вон! И попробуйте без этой гадости вернуться!

* * *

Из Литовского тюремного замка Зволянский возвращался мрачнее тучи: еще бы! Он, директор Департамента полиции, вынужден был покрывать вскрывшиеся факты мздоимства, грубейшие нарушения правил содержания арестантов. С его ведома и «благословения» откровенность арестанта Александрова была куплена ценой наркотического снадобья, вытребованного в аптеке у тюремного доктора.