Легко оттолкнувшись от стола, я переплываю в середину отсека.
— Тут полно всякой всячины. Что бы ты хотел узнать для начала?
Рокки тянется рукой в сторону интересующего предмета, но внезапно меняет решение. Потом указывает на другой и снова колеблется. Он словно ребенок в кондитерской. Наконец, Рокки выбирает 3D-принтер.
—
— Штуковина, которая делает маленькие предметы. Я сообщаю компьютеру форму, а он сообщает этой машине, как ее сделать.
—
— Машине нужна гравитация.
—
— Да! — радостно восклицаю я. Быстро же он соображает! — Вращение дает гравитацию для разных научных исследований.
—
— Верно.
Рокки задумывается.
—
— Эммм… да! Отличный план! Но как же твой корабль? — Я постукиваю по ксенонитовой сфере. — Человеческая наука не умеет делать ксенонит. Он прочнее всего, что есть у людей.
—
— Понимаю, — говорю я. — Хочешь пойти за вещами сейчас?
—
Так я превратился из «единственного выжившего исследователя космоса» в «парня со странным соседом по комнате». Любопытно, что из этого получится.
— Вы знакомы с доктором Ламай? — спросила Стратт.
— За последнее время я познакомился с таким количеством людей, что просто не помню, — пожал я плечами.
На авианосце имелся лазарет, но он предназначался для членов экипажа. Для нас же на второй ангарной палубе построили особый медицинский центр.
Доктор Ламай сложила ладони в традиционном буддийском приветствии, слегка наклонив голову.
— Рада знакомству, доктор Грейс!
— Спасибо, я тоже, — удивленно улыбнулся я.
— Я отдала в ведение доктора Ламай все медицинские вопросы, касающиеся полета «Аве Марии», — пояснила Стратт. — Она была ведущим научным сотрудником в компании, разработавшей метод введения в кому, который мы и собираемся применить.
— Очень рад, — обрадовался я. — Полагаю, вы из Таиланда?
— Да, — ответила она. — К сожалению, компанию пришлось закрыть. Метод работает лишь для одного пациента из семи тысяч, что существенно ограничивает коммерческий потенциал применения. Но я счастлива, что мое исследование все-таки может послужить человечеству.
— Это еще слабо сказано! Ваше исследование может
— Вы слишком добры ко мне, — скромно потупила глаза Ламай.
Следом за ней мы вошли в лабораторию. Там на десятках операционных столов лежали бесчувственные обезьяны, каждая из которых была подсоединена к разным вариациям медицинского оборудования.
— Мне обязательно присутствовать? — напряженно спросил я.
— Не обращайте внимания на доктора Грейса, — заговорила Стратт. — В некоторых вопросах… он излишне чувствителен.
— Ничего, я справлюсь. Понимаю, без испытаний на животных не обойтись. Мне просто тяжело на это смотреть, — ответил я.
Ламай промолчала.
— Доктор Грейс, возьмите себя в руки! — рявкнула Стратт. — Доктор Ламай, введите нас в курс дела.
Указав на пару металлических манипуляторов, висевших над одной из обезьян, Ламай произнесла:
— Мы разработали систему автоматизированного наблюдения и ухода за пациентами в коме. Тогда мы рассчитывали на десятки тысяч подобных пациентов. Но этого так и не случилось.
— Устройство в рабочем состоянии? — поинтересовалась Стратт.
— Изначально мы не планировали делать систему полностью автономной. Она должна выполнять рутинные процедуры, но если возникнет сложная задача, система оповестит лечащего врача.
Ламай повела нас вдоль столов с погруженными в кому обезьянами.
— Мы добились значительных успехов в разработке полностью автономной версии. Эти манипуляторы управляются исключительно высокоинтеллектуальным программным обеспечением, написанным в Бангкоке. Система ухаживает за пациентом в коме. Следит за показателями жизненно важных функций, проводит все необходимые медицинские манипуляции, кормит пациента, наблюдает за состоянием жидкостей в организме и так далее. Конечно, лучше бы рядом находился врач. Но наша система лишь немногим уступает человеку.
— Она на базе искусственного интеллекта? — спросила Стратт.