— Мисс Рейвенсвуд, я так рад наконец-то с вами познакомиться! — Моя ладонь оказалась у него в руках — когда это случилось? Он был светловолос, румян и крепок, словно и не делил генофонд с уже знакомыми мне Остенами — обладателями смуглой кожи и носов с горбинкой. — Джейн рассказала, как вы печетесь о дорогом больном Генри. — Взгляд у него был ласковый; он смотрел на меня так, будто никого вокруг, по крайней мере в этот самый миг, на свете больше не существовало. Я начала понимать, почему Найты выбрали его. — И добрый доктор — польщен, польщен знакомством, — сказал он, повернувшись к Лиаму. — Выражаю вам благодарность за все ваши хлопоты, за вашу радетельную заботу.
— Право, это мелочи, сэр, я счастлив, что могу помочь.
— Прошу, не воспримите за оскорбление мою поспешную просьбу вызвать доктора Бейли. Несколько лет назад он спас жизнь моему другу, буквально вырвав того из лап смерти. С тех пор я придерживаюсь о нем высокого мнения, и, узнав, что Генри так болен, я не мог… Что совершенно не подразумевает неуважения к вам.
Лиам внимательно посмотрел на него.
— Коим ваше решение воспринято и не было. Я убежден, что все мы придем к согласию. Сегодня доктор к нему заглядывал? — спросил он у Джейн.
— Он как раз здесь. Наверху вместе с мистером Хейденом, моей сестрой и братом Джеймсом. В той комнате и для больного места едва хватает. Желаете присоединиться к давке?
— Как он? — только и спросил Лиам.
— Ему становится все лучше. У него там светский раут — натурально прием при дворе, — из Генри вышел бы прекрасный «король-солнце».
— Джейн, что за вздор ты иногда несешь. Наши новые друзья могут воспринять тебя всерьез.
— Они ко мне уже привыкли. Подниметесь, доктор Рейвенсвуд?
— Если пожелаете. — Их взгляды встретились, и он встал. — Я в вашем распоряжении. — Поклонившись, Лиам вышел из комнаты.
На миг все замолчали, потом переглянулись, и тут Джейн сказала:
— Погодите, я ведь забыла… С вашего позволения, мисс Рейвенсвуд… — Она встала и поспешила вслед за Лиамом, оставив меня наедине с Эдвардом Найтом.
Ее внезапный уход, казалось, ничуть его не смутил, он лишь улыбнулся и сказал:
— Джейн говорит, что вы выросли в тропиках. Какой значительный контраст, должно быть, составляет с ними Лондон!
— Значительный, но приятный.
Я изучала этот образец человека, шагнувшего классом выше, и размышляла о том, что иного шанса для этого мне, быть может, и не представится. В каком-то смысле именно Эдвард дал сестре возможность заниматься литературой, предоставив ей коттедж в Чотоне, где она ныне жила. Там Джейн впервые обрела постоянный дом после десятилетия бесконечных скитаний вместе с родителями и сестрой, которые начались с выходом ее отца в отставку и последующей его кончиной. Провести сезон в Бате, пожить на взморье, побыть с долгим визитом у друзей, погостить у родственников — такой образ жизни не слишком располагает к писательству. Освоившись в Чотоне, она быстро наверстала упущенное время, однако меня всегда мучил вопрос, почему Эдвард не повлиял на эту ситуацию раньше.
— А вам доводилось путешествовать? — спросила я у него.
— О! Разве что в молодости. Теперь у меня слишком много обязанностей, чтобы надолго удаляться от дома.
Не более довольный жизнью, чем вчера, Джеймс вошел в гостиную, опустился в кресло, бросил взгляд на Эдварда и кивнул мне: «Мисс Рейвенсвуд». Он окинул меня оценивающим взглядом своих проницательных карих глаз; возникло чувство, что меня изучают, как экзотическое создание из амфитеатра Астлея[28]
.Кассандра, вошедшая следом, поприветствовала меня в менее резкой манере, чем Джеймс, — если вообще не с теплотой — и спросила:
— Но что же Джейн? Разве она не здесь?
— Была здесь, — сказала я, поскольку отвечать, кроме меня, никто не собирался.
— Она безответственна, — заявила Кассандра, села и обвела комнату взглядом, испуская ту же ауру недовольства, что и брат. — Давно вы в Лондоне, мисс Рейвенсвуд?
— С сентября.
— И вы намерены обосноваться здесь?
— Пока не могу сказать этого с уверенностью, мадам.
— Может быть, у вас есть родственники в Англии, которых вы планируете навестить?
Ответить мне на это было нечего, и я просто кивнула. Такой шквал личных вопросов считался грубостью, о чем обе мы знали. На лице Джеймса гуляла недобрая усмешка, а вот понять, что на уме у его брата, было куда сложнее.
— Я думаю… — заговорил Эдвард, но Кассандра не дала ему договорить:
— Джейн не успела мне толком рассказать о вашей семье.
— И что же вас интересует? — Вопрос был недружелюбный, но и предварившее его замечание дружелюбием не отличалось.
— Касс, — предостерегающе произнес Эдвард — без злости, но твердо.