Это было совершенно не так, но намек ее мы уловили. Мы с Лиамом переглянулись и одновременно поднялись. Когда мы прощались со всеми, вид у Джейн был взволнованный, но останавливать нас она не стала.
— Я всегда считал, что Кассандра — защитница Джейн, — сказал Лиам.
Было поздно, гомон лондонских улиц заглушил холодный ливень. После безвкусного ужина, состоявшего из пирога с голубями и вареной картошки, мы засиделись с кларетом, удрученные и немного опьяневшие, переговариваясь так тихо, что нам приходилось нагибаться друг к другу через стол.
— Она ограждает ее от матери — уж не знаю, что у них там за распри. И не только от матери — от всего мира, от всех. Кассандра — та, к кому прислушивается Эдвард. То, что он позволил им поселиться в Чотон-коттедже, чтобы Джейн могла больше не переезжать с места на место и спокойно писать, — ее заслуга. Она заправляет хозяйством, чтобы Джейн на это не отвлекалась. Но сейчас… — Он умолк.
— Что сейчас? — От вина Лиам стал разговорчивее обычного; меня же оно вгоняло в сонливость.
— Джейн в ней больше не нуждается. Теперь у нее есть то, что принадлежит только ей, так ведь? Ее книги, ее лондонская жизнь с Генри. Что, если Кассандра чувствует себя ненужной, позабытой? Или даже завидует?
— Думаешь?
— Ее собственные представления о добре и зле, ее любовь к сестре не позволяют ей относиться с презрением к Джейн, поэтому она презирает все остальное. Все то, что отнимает у нее Джейн, отвлекает ее внимание. Генри и его светские друзья. Люди, взявшиеся из ниоткуда, о которых никто ничего не знает.
— Вроде нас?
— Именно.
Я подлила нам вина.
— Что она так торопилась тебе сказать?
Лиам посмотрел на меня.
— Ты оставил нас с Джейн и Эдвардом в гостиной, когда пошел к Генри. Сразу после этого она тоже быстро вышла — я думала, чтобы догнать тебя. Она что-то сказала?
— А-а. — Он уперся рукой в подбородок. — Сказала, что мне не стоит бояться Кассандры. Не в таких словах, но суть была та же. Что она сама разберется с Кассандрой.
— В каком смысле?
Он пожал плечами.
— Когда я зашел к Генри, она осталась снаружи — у двери, а потом куда-то ушла, — а Кассандра с Джеймсом стояли там в углу и шептались. Посмотрели на меня с очень недовольным видом и принялись шептаться дальше.
— Странно.
— Ну, хоть Генри был рад меня видеть. — Лиам помолчал. — Но нет. Меня они не пугают. Джеймс нам не мешает. Кассандра может стать препятствием. Но мы что-нибудь придумаем. — Прозвучало так, словно он пытался убедить в этом самого себя.
— Самое худшее… — начала было я. — Нет, это глупости.
— Что?
— Когда они смотрят на меня, мне кажется, что они
Лиам, который сидел, потупив взгляд в стол, поднял лицо и уставился на меня.
— Главное — не выказывать страх. Не демонстрировать никаких эмоций. Не давать им ничего, за что можно уцепиться.
Меня вдруг пронзило озарением — или иллюзией его, эдаким внезапным выводом пьяной логики: он говорит о себе — не только применительно к этой миссии, но ко всему в целом.
— Значит, так ты это провернул?
— Что?
— Ну, то, что задумал. Убедительно прикинулся исконным британцем.
Я ожидала, что Лиам, следуя собственному кредо, и усом не поведет, но он откинулся на спинку стула, улыбнулся мне и скрестил руки на груди. В тусклом свете камина его угловатые черты казались словно вытесанными из камня, и я вдруг осознала, что мне нравится его лицо, я привыкла к его некрасивой угловатости.
— Очень рад, что ты сочла это убедительным.
— Но ты не слишком-то опирайся на мое мнение. Я же американка — что я в этом понимаю?
Мне вспомнились наши первые дни в институте и то, какое впечатление на меня тогда произвели манера речи Лиама, его сдержанный формализм. И эта его девушка. Была ли Сабина с ним, когда мы встретились в институте в самый первый раз, еще до собеседований, психологического тестирования и ролевых игр, после которых от горстки дошедших до финала кандидатов остались двое? Странно было этого не помнить, но все мои воспоминания об институте повыцвели, покрылись пылью оттого, что к ним не обращались. Хладнокровная стать, аристократически высокий рост — вот и все впечатления о ней, что у меня остались, и больше никаких подробностей.
— Сабина, — сказала я, и улыбка исчезла с его лица. — Она ведь исконная британка, правда?
— Однозначно.
— Думаю, это тоже подкрепило мое впечатление.
— Гало-эффект?
— Она показалась мне приятным человеком. — Отнюдь. — Так ты в школе с ней познакомился? — Я сама не могла понять, зачем его об этом расспрашиваю; обсуждать Сабину мне хотелось меньше всего на свете. — И как ты вообще туда попал? Это ведь не так-то просто. Особенно… — Я осеклась — тактичного способа закончить это предложение не существовало.
— Если ты никто, взявшийся из ниоткуда?
— Это твои слова, не мои.
— Я сдал экзамен.
— Вот так просто? Сдал экзамен?
— Это был очень сложный экзамен.
С тихим шорохом в камине рассыпалась кучка догоревших угольков. С улицы донесся крик филина, вдалеке прогрохотала коляска.