Проект «Новый Эдем»

Марк всё-таки вздрогнул, резко обернулся, и слова застыли у Иви на губах. Тоже от неожиданности, от удивления. Она ясно увидела блестящие влагой глаза, и мокрые дорожки на щеках, и сказала совсем не то, что собиралась.

‒ Ты что, плакал? ‒ спросила и сразу предположила, что Марк сейчас непременно начнёт оправдываться, уверять, что соринка в глаз попала или закатный свет его ослепил, а, возможно, что-то ещё более банальное. Но он глянул неприязненно, проговорил с вызовом:

‒ Ну и?

Иви растерялась. Редко какой парень признался бы в своей слабости.

‒ Почему?

Марк ответил не сразу, долго смотрел Иви прямо в глаза, словно изучал её и проверял по каким-то своим особым параметрам, а потом произнёс:

‒ Я тоже скоро умру.

От Марка подобных слов Иви никак не ожидала. Он же до этого чуть ли не лучше всех держался, действовал, когда другие стояли в растерянности. Не походил он на нытика и хлюпика, которого настолько потрясла и сломала чужая смерть, что он совершенно пал духом, перепугался и отчаялся до слёз, до глупых мыслей.

‒ Да ладно тебе, ‒ произнесла Иви, хотя получилось больше с упрёком, чем сочувственно. ‒ Всё хорошо будет. Мы обязательно вернёмся.

Марк не заныл сильнее, требуя настоящей жалости, легко согласился. В одном.

‒ Наверное, вернёмся. ‒ А вот в другом возразил уверенно, даже хмыкнул чуть слышно: ‒ Только я всё равно умру. ‒ И не стал ждать, когда Иви снова заговорит, перебирая успокаивающие фразы: ‒ Ты не думай, что это у меня стресс, депрессняк и всё такое. Врачи сказали, что я не протяну дольше полугода. Я бы тебе мой медицинский файл показал, но здесь же никак. И не разрешат, наверное. Я же потому и вступил в команду, чтобы не так тоскливо подыхать было. Чтобы не на больничной койке. Уж лучше тут. Только ты не рассказывай никому.

Иви не заметила, как уселась рядом. И не собиралась, но что-то большое и тяжёлое, хотя и невидимое, надавило сверху, и колени сами подогнулись. И слова вырвались, наверное, не слишком тактичные.

‒ Ты чем-то болен?

Марк не обиделся на любопытство, но ответил, не глядя на Иви, в сторону уходящего солнца.

‒ Ну да. Опухоль. В мозге. Постоянно увеличивается. Никакое лечение не помогает. Всё уже перепробовали.

‒ А если операция? ‒ вопросы по-прежнему вырывались сами, у Иви не получалось себя контролировать. Но и Марк не прерывал разговора, делился откровенно. Возможно, именно это и было ему необходимо.

‒ Не операбельна. Расположена неудачно. Благоприятный исход чуть больше ноля процентов. Либо умру, либо превращусь в овощ. А сейчас у таких жизнедеятельность не поддерживают. Смысл? Почти сразу отключают. Лучше поживу ещё хоть немного. Нормальным. Да и сейчас уже всё равно оперировать бесполезно.

Марк замолчал, опять посмотрел на Иви, закусил губу и отвёл взгляд. Виновато. Почему виновато?

‒ Тошно слушать, да? ‒ Иви увидела, как напряглись желваки на его скулах. Кажется, он изо всех сил пытался остановить поток рвущихся из него признаний. Но не смог, произнёс, смущаясь: ‒ Ты не слушай. Можешь только вид делать. А так думай о своём. Я тихо буду. Просто, когда с пустотой разговариваю, чувствую себя идиотом. И только хуже.

Иви промолчала. Не знала, что сказать. Совершенно не представляла. Согласиться с его раскладом, только делать вид, что слушает. Нет, точно не получится. Но и заверить, что будет внимать каждому слову и обязательно проникнется его состоянием… Ну нелепо как-то, неестественно. Не к месту. Но Марка вполне устроило её молчание.

Говорил он действительно тихо и почти без интонаций, словно песок из ладони в ладонь, пересыпал слова.

‒ Не хочу умирать. Почему так рано? Мне же всего семнадцать. Конечно, некоторые и меньше живут. Всякое случается. Но когда неожиданно ‒ это ведь не так страшно? Чем знать заранее и ждать. Постоянно ждать. Думать: а завтра я ещё буду? Или это уже последний день? И что потом? Как это ‒ ничего?

Ровный спокойный голос в полном диссонансе со смыслом. Он доносил слова прямо до сердца, вызывая ответный трепет, возрождая забытые эмоции, которые рвались наружу, но не знали, как себя проявить. Самое большее ‒ Иви повторяла время от времени «Марк» и опять в растерянности умолкала. Но, наверное, так и лучше. Ничего другого не нужно. Потому что ни выразить, ни сказать. При всём желании Иви не могла бы полностью понять и разделить чувства Марка.

‒ А главное, точно знаю, что скоро умру, но всё равно надеюсь. Что чудо случится. Что дальше жить буду. Не получается не надеяться. В одной книге читал: «Надежда может свести с ума». Вот я и схожу. С солнцем разговариваю. Я ведь как оно, да? Медленно исчезаю. Только оно обязательно взойдёт утром, а я…

Иви тоже сравнивала себя. Но не с солнцем, со всем остальным, что постепенно погружалось в сумрак. Для неё больше не существовало ни цветов, ни полутонов, да и смыслов особых тоже. Любые эмоции быстро блёкли, цепляли поверхностно и почти сразу тонули в тёмной пустоте, образовавшейся на месте души.

‒ Мой парень недавно погиб, ‒ вырвалось неожиданное признание. Ответное.