– Простите, извините, товарищ артист, не узнал вас, совсем замотался, – бормотал поверженный метрдотель, – такое совпадение, так неудобно, мест нет… Но я для вас обязательно что-нибудь придумаю, непременно. Прошу, – он отступил в сторону, вытер платком взмокший от жары и торжественности момента лоб и приглашающе махнул рукой в сторону неплотно прикрытой двери. Марина царственно кивнула и направилась к залу, Алексей шел рядом.
– Что ты говоришь, какое кино, какой мост… Ты хоть знаешь, что ему за это тогда было… – договорить Алексею не удалось.
– Знаю, – ответила Марина. – И за это, и за все остальное Чкалов часто получал дисциплинарные взыскания и неоднократно отстранялся от полетов. А в ноябре двадцать пятого года за драку в пьяном виде он был осужден военным трибуналом на один год лишения свободы, но впоследствии срок был снижен до шести месяцев.
– А фильм? Я о нем даже не слышал, – шепотом продолжал допытываться Алексей.
«Еще бы. Он вышел на экраны в сорок первом году, до начала съемок еще год», – первое правило хронотуриста было соблюдено, рот Марина предпочла держать на замке.
– Потом скажу, – отозвалась она, – потерпи немного. – «Меньше суток осталось». – Она потянулась к дверной ручке, но Алексей опередил, толкнул дверь, и следом за Мариной оказался в переполненном зале. Они огляделись по сторонам и посмотрели друг на друга. Во всем огромном зале под куполом из цветного стекла оставался свободным только один угол, да и то его большую часть занимал роскошный белый рояль. На вошедших никто не обратил внимания, все сидели за столиками тихо, как примерные дети, и слушали речь. Марина приподнялась на цыпочки и вытянула шею, чтобы разглядеть оратора. Тот стоял у столика рядом с окном и, почти скрытый от слушателей ветками развесистого фикуса, говорил громко, с выражением, держа перед собой шпаргалку:
– Отличие сегодняшней обстановки заключается в том, что теперь уже и самые отсталые люди нашей страны убедились в правоте и правильности генеральной линии Коммунистической партии, – человек в темном костюме и белой рубашке старательно выговаривал каждое слово, но было заметно, что он уже порядком устал. «Кто это?» – Марина едва сдерживалась, чтобы не подобраться к оратору и хорошенько рассмотреть его вблизи. Но ее сдерживало присутствие четырех крепких молодых людей в светлых костюмах за соседним столиком и Алексей. Он крепко держал Марину под руку и не отпускал от себя ни на шаг. Она только и успела заметить, что другой столик у окна охраняется так же тщательно: судя по напряженным позам неприметно одетых молодых людей, где-то поблизости находилось еще одно ответственное лицо.
– Второй час уже сидят, даже выпить толком не успели, – шепотом сообщил метрдотель, – все говорят и говорят. Уже и товарищ Каганович выступил, и товарищ Стаханов, теперь вот слово товарищу наркому внешней торговли предоставили. Проходите, проходите, вот сюда. – Он поспешно отступил и указал рукой вперед и влево. Но Марина смотрела только на наркома – товарищ Микоян собственной персоной перевернул в блокноте или в записной книжке лист, глубоко вдохнул и продолжил свою речь.
– Надо иметь целую систему рычагов и приводных ремней к массам, чтобы линия партии стала линией масс… – здесь нарком сбился, взял поданный ему стакан, сделал глоток и продолжил: —…масс. Чтобы вся масса под руководством партии боролась за победу этой линии… – дальнейших слов Микояна Марина не разобрала, пришлось отвлечься. Алексей вел ее по мягкому красно-зеленому ковру к центру зала. Там, скрытый за мощной мраморной колонной, оказался еще один столик, и рядом с ним стояли два свободных стула.
– Сюда, пожалуйста, вот сюда. Присаживайтесь, – шелестел еле слышно метрдотель, – сейчас к вам подойдет официант. Товарищи опоздали, – пояснил метрдотель гостям, уже уставившимся на новичков. Марина только собралась произнести приличествующие моменту слова, как ее перебил товарищ нарком:
– Гению вождя и организатора нашей партии и масс, нашего учителя товарища Сталина мы обязаны тем, что многие труднейшие вопросы революции уже перестали быть вопросами, многие проблемы перестали быть проблемами!
Больше Марина расслышать ничего не успела. Все, кто был в зале, в едином порыве вскочили со своих мест, захлопали в ладони и заорали «ура». Марина завертела головой по сторонам, от восторженных криков у нее заложило уши, и она не знала, что делать дальше. Соседи по столику остервенело били в ладоши и дружно повернулись в сторону окна. Марина приподнялась на носки, вглядываясь в толпу, но рассмотреть все хорошенько мешал фонтан – небольшая чаша с нимфой и кувшином в ее руке. Фея легко держала емкость над головой и лила воду себе на спину. А силуэт человека на фоне светлых штор у окна исчез, остался только фикус, его широкие тяжелые листья шевелились еле заметно, словно и растение аплодировало замолкшему наконец оратору.
Овация по случаю окончания речей длилась минуты три, наконец все успокоились. Послышался шорох, грохот стульев по полу и где-то в районе рояля раздался звон первой разбитой тарелки.