Проект "Стокгольмский синдром"

— Только к чему эта дорога приведёт, — я привык, что меня называют, как душе угодно, но от этого не меняется мое мнение. И видя терзания своих друзей, понимаю, что в моей жизни тоже все не сладко, отчасти по моей же собственной вине. Следовало сразу отказаться от дела, но уговоры штаба и, в частности, Дианы, которая на тот момент была мне другом и напарником, ведь наши жизни фактически зависели друг от друга, в купе заставили принять решение, но не в свою пользу. И анализируя ситуацию спустя столько времени, жалею, как легко поддался на провокации. — Ладно, — я подхожу к девушке и обнимаю её, прижимая крепко к груди, и Ирина отвечает взаимностью. — Просто поговорите со Степаном, в нормальной, нейтральной обстановке, чтобы ваша совесть немного держалась при себе, если вздумается вдруг подурить.

Девушка хохотнула, отходя от меня и смотря искренне, по-дружески сжимая мою руку в доверительном пожатии близких людей.

— И с Марком поосторожнее, Ирин, он далеко не герой любовник, — беру свою сумку и пальто, перекидывая последний через кисть руки. Ирина нахмурилась, недовольная, что я вновь полез в личное, но поступает мудро, слушая и не перебивая. — Просто, мне будет жаль его, как родного брата, — смеюсь, — Степан профессионал своего дела, и боюсь, всегда носит свой ножечек с собой, — подмигивая девушке, я выхожу из квартиры, оставляя её в подвешенном состоянии, над которым ей придется подумать, прежде чем, действительно поступать неблагоразумно, начав отношения там, где им не суждено зародиться.

Разговор вышел не сказать, что продуктивным, но тем не менее, груз вины с Ирины практически сошел, и она признала, что в тот вечер просто было не до других. Как врач и специалист, я бы спустил все на внутреннее переживание и нервы, которые девушка потратила на разборки со своим мужчиной, имея конфликт в семейных отношениях. А, как друг, я ужасно злюсь, хотя с моей стороны это выглядит эгоистично, но каждая крупица информации об исчезновении для меня маленький лучик света, который постепенно усиливает свое свечение и озаряет всю темень, что сгустилась над нашими с пушинкой жизнями. Сев в машину, долго смотрел в никуда, делая собственное заключение самому себе, что мне пора отоспаться, но каждый раз, когда я закрываю глаза, тут же вспыхивает лицо моей любимой женщины, зовущей меня, чтобы я скорее отыскал ее в этих дебрях. Понимаю, что сознание играет со мной в самую жуткую игру под названием самоедство, но тем не менее, когда я вижу Олю, пусть призраком в своем сне, я словно слышу ее голос, от которого раньше пытался убежать, затуманивая сознание сильнодействующими снотворными. На ум приходит воспоминание, когда я перешел черту с Дианой. Был в баре, изрядно перепил горячительной жидкости, заливая свою боль, которая жалила сердце, особенно, когда мне всюду давали красный свет в расследовании и прислали письмо, где словами черным по белому было написано, прекратить искать то, чего уже никогда не вернуть. Словно Оля была вещью, и потеряв ее, было проще заменить, чем продолжать поиски. Я так разозлился, круша в том баре все, что попадалось мне под руку, а потом появилась Диана. Встала передо мной, когда я замахнулся, готовый ударить куда угодно, лишь бы выпустить пар. В ноздри ударяет ванильный аромат духов, тех, что любит моя пушинка, и тут я понимаю, что пьяный просто не смогу противостоять чарам проклятой девчонки, которая с ехидной ухмылкой затягивает в свои сети. В ту ночь я грубо трахал ее, несколько раз, и кончая, орал имя своей жены, словно мог вернуть ее, взывая к каким-нибудь высшим силам. Диана смеялась, она разрывалась от наслаждения, и ей было наплевать, что в моих мозгах никогда не будет места для нее. Только пушинка, только моя любимая. По утру мне было стыдно, как идиот, просил прощения у девушки, думая, что в пьяном угаре воспользовался ею, но вышло все наоборот. И кто кем воспользовался можно было поспорить. Звонит мобильный телефон, вырывая меня из думок, которые уже укоренились в мозгах, не давая никакого покоя. На экране высвечивается незнакомый номер, поэтому игнорирую его, не желая слышать чужие голоса, даже если это касается дел, в которых фигурирует мое имя. Но звонок от абонента настойчивый, за последние десять минут, после того как я стартанул с места, не прекращал своей напористости, названивая мне.

— Да, — сухо отвечаю, поддавшись на настойчивость, на той стороне слышу знакомый голос своего друга Степана.

— Ты издеваешься? — орет на меня, а слова разлетаются эхом, значит включил громкую связь. — Приезжай ко мне в морг, дело есть. Срочное, Островский, — друг напряжен, чем вводит меня в ступор.

— Конкретно изъяснись, — прошу, игнорируя его просьбу. Я действительно устал, и мне бы выспаться, но, видимо, это случится не сегодня.