Ближе к выходу людской поток превратился в бесформенную вопящую массу. Отовсюду доносились крики, плач, грязная ругань. Атмосфера отчаяния тяжелой сетью опустилась на всех разом, стремясь опутать, подмять под себя. Воздух был буквально пропитан страхом. И этот страх передавался от одного человека ко второму, от второго к третьему.
Через ограду парка Валерий заметил, что и на проспекте люди потихоньку превращались в бездушных животных, отпихивая и калеча друг друга, чтобы быстрее добраться до заветного входа в метро, желанного убежища. Но некоторые бежали и в близлежащие жилы дома и здания. И вот там царила самая натуральная давка. Даже издалека было видно, что люди рвутся в укрытия прямо по телам тех, кто не смог устоять на ногах и упал. Не сбавляя хода, длинный автобус "гармошка", уворачиваясь от вылетевшего на встречную автомобиля, потерял управление и, сбив, как кегли, человек семь, врезался в стену. Маслянистый черный дым потянулся вверх, показались первые языки пламени. По непонятной причине двери автобуса оставались закрытыми, и люди, запертые в начинающей гореть стальной коробке, бросались из стороны в сторону, будто звери в клетке. В панике никто и не додумался сорвать специальные молоточки, предназначенные для разбития стекол.
Выход из парка. До входа в метро остаются буквально считанные шаги. Но именно тут, трясущаяся от ужаса толпа, напирает особенно яростно. Каждый хочет прорваться первым и спасти только свою жизнь. Мало кто думает о ближних. Вот какой-то мужчина лет тридцати со всей силы кулаком бьет по лицу благообразную старушку. Та отлетает в сторону, в глазах на мгновение мелькает боль и обида, а потом толпа подминает дряхлое тело под себя. Короткий вскрик переходит в жалобный стон, а потом и вовсе затихает. Валерий от злости закусил губу. Сволочи! Сволочи! Бездушные машины, а не люди. В другое время он бы долго не церемонился с этим мужиком, а быстро и доходчиво разъяснил бы ему, что к чему. Но не сейчас. Сейчас он должен любой ценой вывести трех самых близких и дорогих ему людей. Во что бы то ни стало пробиться сквозь эту полу-разумную ораву, еще несколько минут назад гордо именовавшуюся людьми.
Его сильно пихнули в спину. Он полетел носом вперед, уткнулся в чью-то спину, на мгновение выпустив руку жены из своей. Секундной заминки хватило, чтобы толпа оттеснила его от любимых.
- Валера-а-а-а-а! - он услышал жалобный крик своей жены, наполненный болью и слезами. Попытался развернуться, вернуться к ним, но с таким же успехом можно было пытаться остановить прущий на тебя танк. Людской поток тянул за собой. Чтобы выжить в нем, нужно было просто держаться на ногах. Либо драться. Последний вариант не подходил - всех перебить не получится даже при очень сильном желании. Валерий предпринял еще несколько попыток добраться до своих, но тщетно. А потом под ногами оказались каменные ступени - вход в метро. Ему показалось, что он успел заметить знакомое платье жены, совсем недалеко от ворот парка. Это вселило надежду - поток дотащит ее до убежища.
Человеческая масса ввалилась на станцию. На самом входе маячило человек десять военных - все с автоматами, лица серьезные и сосредоточенные. Среди них Валерий рассмотрел трех своих знакомых. Уже легче, можно будет потом расспросить у них, что и как. Один из военных махнул рукой, и тяжелые герметические ворота начали медленно закрываться. Безумный рев вырвался из глоток тех, кто был еще далек от желаемой цели. Остервенение, ненависть и желание жить - вот то, что руководило в тот момент людьми. В ход шли руки, ноги, бутылки, сумки: все, чем можно было отпихнуть рядом стоящего человека, лишить его шанса и заработать этот шанс самому...
Валерий Трофимович мутными от слез глазами посмотрел на фотографию.
- Простите, - еле слышно прошептал он. - простите, родные мои.
Он чувствовал вину все эти годы. Умом он понимал, что в тот момент ничего не мог поделать, но сердце настойчиво твердило об обратном. Это крохотное, стучащее мерило совести не желало признавать, что ничего нельзя было изменить. Оно вновь и вновь заставляло вспоминать тот злополучный день. И неважно, что тогда случилось с миром. Важными были только три человека. Всего лишь три, но именно их утрата раскаленным клеймом навсегда прижгла душу, вырвав ее часть и заполнив сосущей пустотой. И ее нельзя было ни заглушить, ни залить.