Проект "Восхождение" (СИ)

  Существо замерло посреди туннеля, широко расставив в стороны руки, будто бы пытаясь вобрать в себя весь окружающий мрак, впитать, как губка. В темноте мерцали только глаза создания, подобно двум крохотным звездочкам. Хотя, кто из обитателей этого мира мог похвастаться тем, что видел звезды? Разве что старожилы, родившиеся еще до. Или сталкеры, но тем было абсолютно не до красот ночных небес. А существу было безразлично, что видели или не видели обитатели этих нор. Оно всматривалось и вслушивалась в тишину туннеля. Размеренный монотонный стук - это где-то с потолка срывались капли воды; легкое шуршание, характерный едва уловимый запах - одинокая крыса искала, чем бы поживиться; почти не чувствующееся дуновение ветра - это вопреки времени работали вентиляционные шахты. Жалобный писк возвестил о том, что несчастная крыса сама стала чьей-то добычей. Существо лишь немного склонило голову влево - ему бояться было абсолютно нечего.

  Но самым любопытным было то, что воздух буквально был пропитан эмоциями. И в первую очередь это был страх. Чудом уцелевшие остатки человеческого муравейника жили страхом. Люди были слабы и боялись всего - мутантов, голода, завтрашнего дня, неизвестности того, наступит ли этот день вообще и что он принесет. Чуть меньше было безразличия тех, кто уже отчаялся ждать чего-то хорошего и доброго. Злость. Злости тоже хватало. И она тесно сплеталась с завистью; у соседа кусок оказался пожирнее и повкуснее; девушка предпочла соперника; у кого-то сталкер вернулся с поверхности, а у кого-то остался кормить мутантов. И совсем неразличимо ощущалась любовь, то великое чувство, которое наряду с красотой должно было спасти мир. Но то ли любви было мало, то ли чувства оказались фальшивыми - и спасение не состоялось.

  Существо издало звук, напоминающий вздох разочарования, помотало годами немытой головой. Нет, её не должна волновать судьба тех, кто когда-то забыл о ней. Есть одна единственная цель, которую необходимо достичь. Все остальное второстепенно, несущественно и не стоит особого внимания. Сквозь километровые пласты земли и стены туннелей бывшая женщина с трудом различила крохотный огонек сознания, охваченного паникой. Шумно втянув ноздрями воздух, она скрылась в узком боковом проходе, прекрасно осознавая, что открытых встреч с людьми стоит избегать. Для них она является мутантом, существом, тварью, которая несет в себе угрозу и которую во что бы то ни стало следует уничтожить. И никого не будет волновать, что когда-то у существа тоже было имя, Виктория, чувства, желания. Но самым обидным было то, что все наплюют на то, что такой она стала именно по вине людей. Хотя, шанса на прощение они, наверное, заслуживают.

  Бизон сидел на земле, привалившись спиной к стене. Вся поза его выражала безграничное спокойствие, но руки лежали на автомате, готовые в любой момент пустить его в ход. Он бросал внимательные взгляды на пленницу, сидевшую в дальнем углу небольшой комнатушки, в которой не было совершенно ничего - только пол и голые, местами покрытые плесенью, стены. Руки девушки были связаны за спиной, рот заткнули не слишком чистой тряпкой, чтобы она не могла выдать их местоположения криками. Надо отдать должное, держалась она на удивление хорошо. Вырываться не пыталась, в истерику не впадала и глаза в припадках не закатывала. Но Бизон не зря был хорошим наемником. Даже боковым зрением он время от времени замечал колючие взгляды, полные ненависти и презрения, которые девушка украдкой бросала. Бизон усмехнулся. А из нее могла бы получиться неплохая напарница. Уж кто, кто, а он это видел. Развяжи ей руки и дай в них нож - и она бы показала, что она о них всех думает. Хотя, такие могут и наоборот, оказаться слишком эмоциональными, мягкими. Но что-то подсказывало, что это не тот случай. Девушка буквально метала молнии, вытесняя свой страх злостью. А в том, что она боялась, Бизон тоже был уверен. Любой будет бояться, если его внезапно и насильно выдернуть из привычной спокойной среды.

  Леший сидел с закрытыми глазами. Он привык использовать любую возможность, чтобы вздремнуть хотя бы пару-тройку минут. Командир не раз говорил ему, что эта привычка его погубит, но тому было, как с гуся вода. Как говорится, война - войной, а обед по расписанию. В данном случае - сон. Рохля методично водил лезвием короткого клинка по камню. И хоть в оружие и так можно было смотреться, как в зеркало, но он продолжал его затачивать. Таким клинком и бриться можно было лучше любой бритвы. Если, конечно, не боишься зарезаться. Говорят, в старину некоторые умельцы натачивали топоры прямо-таки до фантастической остроты и даже действительно брились ими. Рохля не особо верил в этот трёп. Да и полосовать свою и без того многострадальную физиономию топором не собирался. Но глядя на клинок, порой всерьез задумывался над тем, чтобы совершить сей подвиг.

  В общем, все были при деле, за исключением Бирюка. Тому на месте не сиделось, и он вышагивал из одного конца комнатушки в другой, временами бросая на пленницу многозначительные плотоядные взгляды.