Проект "Восхождение" (СИ)

  Сумбурные несколько дней, после того, как закрылись гермоворота, он помнил плохо. На станции творилось черт знает что: практически постоянный плач женщин и детей, перебранки между мужчинами; кто-то постоянно мучил мобильные телефоны в надежде дозвониться до родных; конфликты за места на платформе возникали чуть ли не ежеминутно. А сколько было таких, как он - с отрешенным взглядом, подернутым дымкой сознанием и сломленной волей. Такие более походили на безвольные овощи, незаинтересованные ни в чем и ни в ком. Первое время в гермоворота неустанно стучали. Создавалось впечатление, словно за ними затаился безумный барабанщик, решивший свести с ума тех, кто укрылся под землей. Кто-то рвался наружу, желал открыть двери, но военные быстро навели порядок. Одна женщина, не выдержав, кинулась на солдат с невесть откуда взявшимся ножом. Спустя несколько мгновений ее тело уже оттаскивали куда-то подальше. Дымящийся ствол "калашникова" оказался слишком весомым аргументом, чтобы вступать в дальнейшие споры с их обладателем.

  Спустя несколько дней - или, быть может, месяцев? - Валерий подошел к своим сослуживцам. Станция спала, а его товарищи стояли возле ворот на посту.

  - Мне нужно наверх, - голос был чужим, жутким.

  - Валер, - коренастый крепыш неловко помялся с ноги на ногу. - Ты же знаешь - не положено. Распоряжение руководства.

  - И где оно? - холодная усмешка, будто приговор.

  - Кто? - не понял коренастый.

  - Не тупи, Славик. Руководство твое холеное. Не заметил еще, что тут только вы - пушечное мясо?

  - Угомонись, Валер, - второй сослуживец положил руку на кобуру пистолета. - Не малой сопляк, понимаешь, что приказы не обсуждаются.

  - Это если они не лишены здравого смысла, - буквально прохрипел он. Руки сами по себе сжались в кулаки. - Мне. Нужно. Наверх, - каждое слово падало свинцовой гирей.

  - Да на хрена?! - повысил было голос Славик, но его напарник зло на него зашипел и тот понизил голос. - На хрена, я тебя спрашиваю? Нас атаковали. И не простыми бомбами и ракетами. Там радиация. Смекаешь, дурья твоя башка? Сдохнуть хочешь? Тогда открою хоть сейчас!

  - На хрена, спрашиваешь? - глаза Валерия превратились в две узкие щелочки-бойницы. И прежде, чем кто-то успел что-либо сообразить, он плавно перетек вперед, сгребя загрудки товарища. - А затем, Славка, что там остались моя жена и двое дочерей! Остались. Там. Возле. Входа. В метро. А вы, сукины выкидыши, этот вход запечатали! Так, может, мне и правда хочется сдохнуть там? Ну, чего молчишь? Правильно, тебе-то терять некого!

  - Валер, - второй боец неловко положил руку ему на плечо. - Хватит. Не тебе одному хочется умереть, поверь, - и, обернувшись к напарнику, добавил: - Принеси ему защитный костюм. Дай ствол и...Саперную лопатку.

  Слава вытаращил глаза от удивления, но перечить не стал. Умчался куда-то, а спустя несколько минут протянул Валерию тугой сверток, проговорил:

  - Расстреляют нас по твоей дурости.

  - Если будет, кому расстреливать, - огрызнулся лейтенант.

  В костюм облачился в считанные мгновения, после чего гермоворота открылись ровно настолько, чтобы можно было протиснуться бочком. На голове Валерия красовался противогаз, поэтому он не мог слышать, как Славик спросил у друга:

  - Дим, ты зачем это сделал?

  На какое-то время повисла тишина. Казалось, что ответа не последует. Но прошла минута, две и, сглотнув вставший поперек горла ком, Дмитрий ответил:

  - У меня там остался сын.

  Еще сто грамм самогона перекочевали из бутылки в Трофимыча. Двадцать лет. Двадцать лет ада, без надежды на прощение и оправдание. А люди? Люди вокруг. Им-то нужно прощение, оправдание, сострадание? Нужно. Как там раньше говорили? Ничто человеческое нам не чуждо? Вроде бы так. Да, действительно, не чуждо. А ведь мог бы давно плюнуть на все и на всех и уйти, куда глаза глядят. Хотя, куда тут уйдешь-то? На другую станцию? Или вырыть себе нору еще поглубже, забиться туда, чтобы даже ни одно насекомое найти не смогло? Нет, Валера, тебе нужна эта станция и эти люди. Пока есть о ком заботиться, кем руководить и кого защищать - ты человек, ты живой. И это дает отсрочку от того момента, когда твой "моторчик" возобладает над разумом, и никакая ежегодная поминальная пьянка со слезами не даст покоя и облегчения.