Проективный словарь гуманитарных наук

Eсли за этический критерий брать не отстраненность разума от сущего, не созерцание чистых идей, но слепленность с чужой плотью и любовь к ближнему как к самому себе, то осязание как способность ощутить и пережить меру близости получает этическую санкцию. Зрение определяет меру моей неслиянности с ближним, осязание – нераздельности с ним. Осязание дарит нам острое переживание любви, дружбы, семейственности, отцовства и материнства, братства, сплоченности всех живущих существ. Сам Аристотель замечает: «Хотя и остальные органы чувств воспринимают путем соприкосновения, но через иное. По-видимому, только осязание воспринимает непосредственно» [320]. Касание есть всегда акт встречный, это пребывание на той границе, которая разделяет и одновременно соединяет двоих или многих и которая не может принадлежать только одному. Чтобы воссоздать аналогичную ситуацию в зрительном восприятии, нужно предположить, что двое смотрят прямо в глаза друг другу. Осязающее всегда является осязаемым.

Тот факт, что западная цивилизация, вслед за античностью, строилась на метафизике зрения и слуха, в открытом поле которых множились знаковые системы, опосредующие восприятие и реальность, – заставляет более радикально подойти к возможности построения иной логики, этики, эстетики, ценностных систем на основе осязания.

*Воосязание, Реалогия, Секстуальность, Симтактия, Тактильное искусство, Упругость, Эротема, Эротология

Соловьев И. К теории соприкосновения / Публ. М. Эпштейна // Человек. 1991. № 1. С. 197–198.

Тело на перекрестке времен: К философии осязания // Вопросы философии. 2005. № 8. С. 66–81.

Тело (раздел «Хаптика»). С. 16–60.

Х И ТРОСТЬ ЖЕЛ А НИЯ

ХИТРОСТЬ ЖЕЛАНИЯ (cunning of desire). Способность эротического желания искать своего удовлетворения и вместе с тем отклоняться от прямой природной цели.

В сексологии общепринятой считается четырехфазовая схема коитуса, предложенная У. Мастерсом и В. Джонсон: возбуждение, плато, оргазм, разрядка [321]. Плато, на которое приходится основное время коитуса, единственная из фаз, изображаемая горизонтальной чертой (первая и третья – подъем, четвертая – спуск). Но в реальности это плато колеблется, состоит из множества подъемов и спусков, это волнистая линия, синусоида, порой острая, как зигзаг. Желание хочет и не хочет своего утоления, оно хочет утоления с оттяжкой, чтобы дольше сохранять себя в качестве желания.

К такому «желанию с отсрочкой» применимы идеи М. Бахтина о речевом поведении Ф. Достоевского и его героев: «По своему смыслу слово с лазейкой должно быть последним словом и выдает себя за таковое, но на самом деле оно является лишь предпоследним словом и ставит после себя лишь условную, не окончательную точку» [322]. Вот так и желание выдает себя за порыв к полному наслаждению, а между тем оставляет за собой путь к отступлению, чтобы избежать опустошительной разрядки. Желание выявляет свою интенцию, когда его порыв оказывается предпоследним, то есть ставит себя на самой грани усиления-неутоления, «ставит после себя лишь условную, не окончательную точку», сохраняет резерв для нового порыва, который опять-таки оказывается предпоследним.

Желание отличается от хотения тем, что обращено на невоплотимое, уходящее в бесконечность: славу, любовь, бессмертие, вечность, покой – в отличие от достижимых предметов хотения: еды, питья, собственности. У животного половой инстинкт не становится желанием, которое нуждается во все новых способах своего утоления и порождает множество иллюзий, фантазий, отсрочек, символических замен, выражающих его неутолимость. Хотение консервативно, желание революционно. Хотение – это жажда, которая ищет утоления. Желание, напротив, ищет утоления, чтобы больше жаждать. Желание не только стремится к недостижимому, но и от себя привносит недостижимость в свои цели. Этой хитростью желания и образуется область эроса, в его отличии от животной сексуальности. Удовлетворение достигается оргазмом, но желание превращает близость в длительную игру, которая торопит оргазм – и вместе с тем силится его отдалить, как награду и кару. Хитрое желание направлено одновременно и на предмет и на самого себя: оно себя знает и себя желает, оно саморефлективно подпитывает себя отдалением предмета, разглядыванием, новым поспешанием и новой задержкой. Такое желание создает соблазн, то есть противодействует своему немедленному утолению. Соблазн – это способ продлить и усилить желание через помехи, отсрочки, сокрытие и ускользание предмета, – это победа желания под маской его поражения и самоотказа.