Профессия – лгунья

— Да, это у нас у всех по отцовской линии, — сказал он небрежно, — Диабетики мы от рождения. Но я сильный духом и никогда не унываю! — он сразу сделался таким важным, что оттопырил нижнюю губу для значимости.

Ольга вышла из ступора и пропела жалобно:

— Ах, бедный ребё-ёнок.

Я тоже попыталась прикинуться сочувствующей, но безуспешно.

— И как часто приходится колоть инсулин? — спросила я.

— Каждый день по три раза. По этой причине у меня уже давно ничего не работает, — сказал он и согнул указательный палец.

— И зачем вы мне это говорите?! — развела я руками.

— А затем, что папа мог бы на тебя потратить много денег, и тебе не нужно было бы ничего давать ему взамен. А теперь папа расстроился и не верит в твою любовь. И покупает подарки только Лизе. Правда, Лиза?

Ольга что-то мурлыкнула в ответ.

— Так у вас и детей нет? — спросила я.

— Нет! Нет! — сказал он неуместно-игриво.

— Ну, вот и вся сила ваших денег, — тихо заметила я.

Хисащи как-то конвульсивно встрепенулся и промолчал.

— Э-эх! — сказала я мечтательно, — Если бы я была бездетным диабетиком, и имела много денег, я вложила бы их в какой-нибудь фонд по защите брошенных детей или бездомных собак и кошек!

— Я и так вас кормлю, брошенных нищих детей, — процедил Хисащи и сверкнул на меня злющими глазами.

В тесной Японии, нашпигованной домами, я скучала по природе, по лесу. Но когда мы ехали по подножью горы, меня удивило, что вдоль дорог и дальше, в поле зрения, не оказалось ни кусочка живой природы. Всё было острижено, ухожено, и уже не дышало той божьей красотой, которая может быть только в дикой природе.

— Это священная гора. Восхождение на неё приносит счастье, — со значением сказал Хисащи.

Мы вышли из машины. От обильных испарений сероводорода в нос ударил резкий запах тухлых яиц. Туристы, выходящие из машин, уловив запах газа, смеялись и затыкали носы. Мы прокатились по канатной дороге, и внизу виднелись концентрированные испарения сероводорода, похожие на густые облака, отчего казалось, будто мы плывём по небу. Бесчисленные магазинчики, кафе, рестораны, всё было оборудовано для торговли. Повсюду сновали возбуждённые туристы. Фотографировались, покупали брелки и открытки с изображением Фудзиямы.

Мы пообедали в переполненном ресторане, снова спустились к подножью горы и прокатились на катере. Хисащи глазел на меня, подперев голову ладонью. Я избегала смотреть на него. Но, случайно встретившись с ним взглядом, почти реально ощутила, как его мерзостная энергия проникает в меня в долю секунды. Молодые влюблённые бегали от окошка к окошку и восхищались пейзажами, смеялись. Я наблюдала за ними и с завистью думала: «Как, должно быть, хорошо в этом благолепии отдыхать с любимым человеком».

После поездки я просматривала все фотографии, сделанные на Фудзияме. Среди неописуемо красивых пейзажей у меня было апатично-угнетённое выражение лица, поразительно напоминающее то, что всегда было у Окавы, с горькой печатью сознания ушедшей восторженности.

XXXVIII

На следующий день в обед снова позвонил Хисащи:

— Поехали на дохан, — буркнул он.

Ольга в это время была у Джорджа.

— Но Лизы сейчас нет дома, — сказала я.

— Мы поедем вдвоём, — ответил он.

Мы остановились у здания, явно непохожего на ресторан или закусочную.

— В отель я не пойду, Хисащисан, — тихо проговорила я.

— Это не отель, — ответил он со знакомой игривостью.

Мы вошли в комнатушку, очень похожую на гостиничный номер. Здесь был столик со стульями, тумбочка с плафоном, в центре стены висел большой жидкокристаллический экран, соединённый с устройством караоке. Назначение этой комнаты было непонятно. Убранство её было гостиничным. Но ни дивана, ни кровати не оказалось.

— Это просто караоке, да? — уточнила я на всякий случай.

— Просто караоке, — повторил он мне в тон.

Хисащи нажал на кнопку вызова, и в комнату вошла официантка. Он заказал вина и фруктов. Поставил караоке-диск и проблеял мне песню. И снова я сидела с этим влюблённо-сладким выражением лица, изображала восхищение, и снова это требовало невообразимых усилий. И я спрашивала себя: «Ради чего я опять обрекла себя на такое?». «Ради победы», — неуверенно отвечала я себе. Мы выпили по глотку вина, и Хисащи закинул в рот целую горсть освежающих таблеток. Я с любопытством наблюдала, как он активно их жует и закидывает в рот горсть за горстью, снова и снова.

— Можно закусывать фруктами. Это вкуснее, — сказала я недоумённо и потянулась к тарелке с виноградом. В это мгновенье он резко старым безвольным ртом воткнулся мне в губы и просунул свой рыхлый зловонный язык мне в рот.