На съемках моего первого фильма команда мне просто не доверяла. Думаю, они видели во мне выскочку с ТВ, который решил замахнуться на фильм. Хорошо помню, как в первый съемочный день попросил оператора установить камеру для съемки – он воинственно глянул на меня и спросил: «Почему вы хотите снять это так? Почему бы не снять общий план?». Я объяснил ему, что именно считаю нужным и что не вижу необходимости в общем плане в данной сцене. Но его это не устроило – он требовал назвать причину. И весь коллектив был настроен точно так же. У него было на этот счет свое мнение и нам пришлось пикироваться целый час, прежде чем я смог отстоять свою точку зрения. Сам кадр был не так важен (в итоге он так и остался лежать в мусорной корзине в монтажной), но это было дело принципа. Мне нужно было утвердиться как стоящему режиссеру. И так продолжалось до конца этих съемок.
Другая вещь, поразившая меня на моих первых съемках, – неправдоподобное количество ограничений: финансовых, временных, человеческих, художественных; все они вставали между моим видением картины и итогом работы. Я всегда думал, что работа режиссера – просто выдавать хорошие идеи. А оказалось, что ему приходится регулировать массу процессов и многое контролировать, чтобы воплотить все эти идеи в жизнь.
Фильм – это коробка с игрушками
Кино – очень личная штука. В первую очередь я снимаю кино для себя и только для себя, словно мне в руки попала коробка, полная чудесных игрушек, с которыми я играю. Надо сказать, очень дорогая коробка – порой мне даже стыдно от того, что я могу с ней играть. Однако проходит время, фильм готов и убирается в жестяную коробку – все, больше он вам не принадлежит, а становится игрушкой зрителей – и критиков. Так что нечестно было бы отрицать, что
фильм – это в первую очередь забава для меня самого.
Поэтому я никак не могу понять, как режиссеры могут снимать кино по чужим сценариям: кино – очень личная вещь; только если режиссеру не предоставили карт-бланш на адаптацию сюжета – тогда за такую работу надо немедленно хвататься и делать из нее собственный сценарий. Эта интимность кинематографа представляет собой одновременно и силу, и слабость режиссера. Я слышал, как многие из них это говорят, да и для меня это верно: в каждом новом фильме я стараюсь сделать что-то абсолютно иное, чего ранее не делал. Однако когда вижу результат, то понимаю, что снова сделал тот самый свой фильм, который уже снимал. Допустим, не такой же, но если бы его увидел инспектор полиции, он бы сказал так: «Китано, не сомневаюсь, что это твоих рук дело: тут повсюду твои отпечатки!»
Принимай решения, даже самые деспотичные
Изображение для меня всегда в приоритете. Даже больше, чем игра актеров. Поэтому я всегда начинаю с того, что устанавливаю камеру. Утром на площадке у меня даже не всегда есть конкретная идея насчет того, что я хочу снять, но зато понимаю, что решение надо принять быстро, поскольку команда уже собралась и все с нетерпением ждут, когда я начну раздавать указания. Если я буду слоняться в ожидании вдохновения, они от меня не отстанут и будут ходить за мной по пятам. Однажды мы снимали сцену в горах. Я ускользнул на несколько минут, чтобы побыть наедине с собой и подумать. Когда я нашел себе спокойный уголок, то с горечью обнаружил, что вся съемочная группа покорно последовала за мной. Они очень расстроились, когда я попросил всех уйти и оставить меня одного. Так что если утром на площадке вдохновение не посещает меня в течение 10 минут, я начинаю раздавать случайные указания из серии «Начнем отсюда». Ребята устанавливают декорации, свет, камеры, затем мы зовем актеров. Мы делаем небольшой прогон, который, конечно, в 9 случаях из 10 не работает. Однако через некоторое время все у меня в голове складывается как надо, и вот я уже могу предложить более подходящий вариант. Да, приходится просить команду менять все по 3–4 раза, но это лучше, если бы они слонялись без дела в ожидании моего вдохновения.
С другой стороны, если я нахожу удачный для себя ракурс, я «покрою» кадр всего несколько раз или вообще не покрою.
Я выбираю один способ съемки и придерживаюсь его до самого ее окончания,
хотя часто потом об этом жалею в монтажной. Пока оператор не запустит камеру, я не буду пробовать ничего другого. Время от времени это его нервирует.
Раньше он предлагал мне на всякий случай снимать на 2 или 3 камеры. Я делал так, чтобы успокоить его, но во время монтажа потом понимал, что практически все время использую кадры, снятые главной камерой, которую выбрал в самом начале. Так что я прекратил это делать.