Незнакомка живо напомнила мне грача. Чёрный плащ, чёрный комбинезон — глухой, под горло, чёрные сапоги, чёрная сумка на длинной перекрученной лямке болтается на правом плече. И красота какая-то чёрная, зловещая: хрупкое бледное лицо, словно её только что выпустили из склепа, заострённый нос, чёрные глаза, из-под капюшона выбиваются пышные чёрные локоны. Единственное яркое пятно — неестественно алые губы, которые девушка периодически покусывала. В общем, заурядная вампирка. Она стояла на четвереньках в метре от обочины и целеустремленно ковыряла твёрдую лесную землю заострённым железным совочком. Вряд ли грачеподобная красотка занималась поисками дождевых червяков. Нет, она рылась в земле с таким воодушевлением, словно откапывала клад или гроб. Пораскинув мозгами, я остановилась на отвергнутом варианте, ибо девушка, отбросив лопату, уже обеими руками тянула из земли нечто напоминающее червяка-переростка. Подергав с одной стороны, девушка обежала яму и возобновила свои титанические усилия. Червяк извивался, упирался и хлестал её хвостом по лицу. Я решила вмешаться:
— Эй, помощь нужна?
— А ты как думаешь? — неожиданно свирепо рыкнула вампирка. — Подкапывай её, быстрее, а то уйдёт!
Приглядевшись, я узнала махровый корень червец-травы. Сжимаясь и пульсируя, он норовил проскользнуть между пальцами и скрыться под землей. Я начала торопливо отгребать землю от корня, одновременно ухватившись за него в помощь вампирке. Можно было и обрубить корень, но остаток всё равно погибнет, а каждый его вершок ценится на вес золота, входя в состав множества зелий, отваров и декоктов. Червец-трава не так уж редка, да вот изловить её знахарю не легче, чем пешему человеку — зайца. Одно-двухсаженное корневище оканчивается невзрачным побегом с зеленоватым цветочком на конце, который при малейшей опасности «ныряет» в землю и пережидает там смутные времена.
Вдвоём мы сумели осилить несговорчивую травку. Извлечённая из земли, она обмякла, как лисий хвост на воротнике у дородной купчихи.
— Спасибо, малышка, — небрежно обронила девушка, запихивая свёрнутый кольцом корень в холщовый мешочек, а мешочек — в чёрную сумку.
«Деточка», «крошка», «малышка» даже от коллеги-Травницы… С четырнадцати лет на «ты» меня называли только одноклассники и Учитель. А здесь все как сговорились. Словно мне не восемнадцать, а восемь лет. Или оценка идёт в соответствии с интеллектом? Тогда мне, пожалуй, семь…
— Всегда к вашим услугам, бабушка, — язвительно сказала я.
Мы встретились глазами. Девушка недоуменно сдвинула брови:
— Как ты меня назвала?
— А ты?
Вампирка потёрла лоб и вздохнула:
— Но… ах да, ты же человек. Тогда извините, девушка.
Излишняя официальность меня тоже коробила:
— «Ты» можешь оставить, как-никак коллеги.
— Что?
— Ну, я магичка, — беспечно пояснила я, не обращая внимания на вытянувшееся лицо собеседницы. — Не Травница, правда, но общее травоведение на «отлично» сдала.
Похоже, старминская высшая Школа не внушала доверия местным специалистам.
— Опять?! — визгливо охнула девушка, роняя сумку.
— Что — опять?
— Он совсем спятил!
— Кто?!
— Мало ему проблем, теперь ещё заклеймят детоубийцей! — вампирка осеклась, столкнувшись взглядом с кустом черемухи. Там, мне показалось, мелькнуло что-то белесое, но точно поручиться не могу, потому что черемуха отцветала и была белесой сама по себе.
— А, ну тогда ладно, — облегчённо вздохнула девушка, постепенно успокаиваясь. — Я уж подумала, что ты одна.
— А кто второй?
— Может, сначала познакомимся? — увильнула от ответа. — Меня зовут Келла…
— Просто Келла, — окончила я за неё. — Мне, я думаю, представляться не надо. Хотя до сих пор не могу понять, почему.
— Телепочта. Она опередила тебя на два дня. Странно, что я не узнала тебя сразу.
— Неужели так трудно узнать в человеке — человека?
— В Догеве много людей, — возразила Келла. — Я не могу знать всех в лицо. И вообще, в наших лесах можно встретить кого угодно — те, кого вы называете «разумными расами», не чураются вампиров, в отличие от вас, людей.
При слове «людей» я сразу представила сырое подземелье, груду скелетов, пыльные склянки для крови, ржавые клети и прочие атрибуты темницы, где содержат доноров. То, что люди согласятся жить в Догеве добровольно, мне просто в голову не приходило.
— А почему тогда я никого из них не видела? — с опаской спросила я, ожидая чего-то вроде: «Сейчас увидишь!», и что меня потащат и запрут вместе с остальными в антисанитарных условиях склепа.
Келла заметно смутилась и не только никуда меня не потащила, но, кажется, сама захотела убраться подобру-поздорову.
— Они… э-э-э… В городе их уже нет. А вот ближе к границе…
Она окончательно смешалась и замолчала. Я подумала, что если какие-то люди и живут в Догеве, то только потому, что в человеческие города их не пускают — стражники у ворот более-менее придерживаются чётких указаний на этот счёт: «Побирушек и юродивых гнать в три шеи».
Я прогулялась до куста черемухи. Так я и знала!
— Здесь был волк, — непререкаемым тоном заявила я, растирая между пальцами кусочек влажной глины, выколупанный из глубокого следа.