Профессионариум. Антология фантастических профессий

– Если ты о своей однокласснице, которая тебя обманула, то я ничего ей не резал. И я прошу… нет, я настаиваю, чтобы ты не называл людей тварями! Не важно, есть у них хвост или нет.

– У неё как раз нет хвоста! Куда же он делся, если ты его не трогал?

– Вероятно, его и не было. Она устроила то представление, чтобы уговорить меня купировать хвост её брату. До этого с ним приходила мать, я отказал, он ещё очень маленький, и тогда она…

– Погоди… – оторопел Игорь. – Значит, брат – это правда?

– Я видел его собственными глазами.

– И ты отказал… Извини, папа… Пожалуйста, прости меня!

Игорь шагнул к нему, раскрыв руки, но Семён отступил.

– За что ты просишь прощения?

– За то, что я подумал о тебе… Будто ты и правда можешь вот так, за деньги, любой обезьяне…

– Замолчи! – Купировщик выпалил это так громко, что сам невольно зажал уши. Прошло не менее полуминуты звенящей тишины, когда он продолжил ровно, практически без интонаций: – Если я ещё услышу от тебя подобное о людях – ты уйдёшь отсюда навсегда вслед за своей матерью. Ты стал таким же, как она.

– Ку-уда я уйду?.. – заморгал Игорь. – Ты хочешь моей смерти? Мама умерла…

– Сейчас, может, и да, не знаю. Хотя вряд ли. А тогда она просто ушла.

– Но почему?! И почему ты молчал об этом?..

– Молчал – потому что для меня она и правда умерла. И для тебя тоже. Она отказалась от нас.

– От нас?.. – продолжал недоумевать сын. – Может, это из-за твоей профессии… Но почему – от меня?

– Потому что ты родился с хвостом. А она таких не считала людьми.

Игорь стал белым, как снег за окном.

– Я… не… У меня нет… хвоста.

– Потому что я его купировал. Я был тогда обычным человеком. Думал, что обычным. И я очень хотел её удержать. А когда вдруг почуял, что ты сможешь жить без хвоста, не задумываясь, сделал это. Я любил бы тебя в любом случае, но я надеялся и на её любовь.

– Почему же… – сглотнул сын, – почему же она всё равно ушла?

– Потому что считала, как и ты, что хвост у человека вырасти не может. Неважно, отре́зали его потом или нет.

Из глаз Игоря покатились слёзы. Но лицо его при этом сделалось каменным, жёстким:

– Сдали бы меня в интернат и жили дальше счастливо. У тебя же не было хвоста.

– До тех пор не было, – сказал Семён.

– Что ты хочешь сказать?

– Купировщикам платят… Не те большие деньги, за которые мы якобы отрежем хвост любому, но гонорар за работу я беру, жить на что-то надо. Только никто, кроме нас, не знает, что́ платит за это сам купировщик…

Сын не спросил, но вопрос пылал в его взгляде. И Семён ответил:

– Когда я отре́зал твой хвост, точно такой же вырос у меня.

– У тебя теперь… мой хвост?! – ахнул Игорь.

– У меня – все хвосты, которые я когда-либо купировал.

Купировщик развязал халат и распахнул его багровые полы.

* * *

Сначала Игорю показалось, что тело отца обмотано жёлтой верёвкой. Но, приглядевшись и осознав увиденное, он тихо завыл и стал пятиться, пока, запнувшись о кресло, не упал. Однако перед глазами всё равно стоял многократно обмотанный вокруг купировщика бескровно-мертвенный хвост, выросший взамен тех безобидных отростков, от которых так мечтали избавиться… люди.

Евгений Филенко. Девятнадцать часов чужой жизни

1

Девушка по имени Маша Тимофеева сидит, стиснув пальцы острыми коленями, на краешке гигантского, очень удобного кресла. Кресло готово подстроиться под любого, кто угодит в его объятия. Но добраться своей всеобъемлющей заботой до Маши оно не может.

– Я не могу заснуть, доктор.

– У всех бывают бессонные ночи.

– Моя ночь затянулась.

Доктор Касаткин видит всё. Это его работа, на то он и психомедик. У него доброе лицо с непременной бородкой клинышком и глубокие чёрные глаза, способные заглядывать в душу собеседнику. Но с креслом и его неудовлетворёнными потребностями доктору Касаткину проще разобраться, чем со смущённой двадцатипятилетней девушкой. Потому что в её душе тёмным облаком клубится печаль.

– Как долго вы не спите, Мария?

– Уже неделю.

– Вы знаете причину?

– Конечно, знаю. Со мной происходило подобное, но так тяжело ещё не бывало.

– Тогда мы с этим справимся. Вы профессионал, объясните мне. Что это было? Сильное переживание? Стресс? Эмоциональное выгорание?

– Наверное, всё вместе. А ведь я в отпуске, – горько замечает Маша.

– Вы можете рассказать?

– Могу. – Маша задумчиво лохматит волосы и устраивается в кресле поглубже.

«Уфф… наконец-то!» – думает кресло и принимает её в себя бережно и нежно, как колыбель дремлющего младенца.

– Знакомый пригласил меня к себе на работу. Странный способ ухаживать… но мы слишком долго не могли найти общих тем для бесед. С его стороны то был жест отчаяния. Да и шансов, если честно, никаких. Я на его месте давно бы нашла способ оборвать незадавшееся свидание. Но я была на своём месте…

2

Центр управления дальними полётами напоминал собой картинный вернисаж. Полотна всех размеров и художественных стилей, от фотографически точной классики до импрессионистов, спятивших от богатства выразительных средств. И у каждого полотна был хотя бы один зритель. Не в каждой галерее такое встретишь.