Профессор Матусос и цирманский зверь

Тут случилась небольшая заминка. После трех недель, проведенных в поселке Курцукуни на Берегу Довольной Цапли, профессор Матусос пребывал одновременно в крайней степени ярости и последней степени отчаяния. Команду удалось набрать почти сразу, но вот ни упаковать груз, ни собственно отправиться в путь так и не удалось. Нет, никто не отказывался от работы, напротив, все моряки из поселка охотно помогали профессору и Тейе во всех их хлопотах, но лучше бы они этого не делали.

Теперь профессор стоял, держа в руках покореженный секстант, чьи тонкие, любовно подогнанные мастерами дуги и рама были поцарапаны и согнуты, а миниатюрное зеркало разбито. Матусос смотрел на бесполезную металлическую штуковину, еще недавно бывшую драгоценным навигационным прибором, и не находил слов, потрясенный бессмысленным варварством. Перед профессором стоял моряк и на свой лад пытался его утешить:

— Приятель, ну ты чего, расстроился, что ли?

Видя, что профессор ему не отвечает, моряк продолжил:

— Нет, ну ты же сам попросил нас сколотить носилки, сам ведь просил, да?

Матусос машинально кивнул. Моряк просиял и продолжил:

— Ну вот видишь! Я тут сам-то был… — тут моряк замялся, чтобы подобрать более приятное объяснение тому, почему он не сам сколачивал носилки. Правда заключалась в том, что сам-то он заснул, попросив перед этим выполнить эту работу своим друзьям из местных. Но чутье подсказывало моряку, что такая правда может еще больше расстроить профессора, а на что был способен расстроенный профессор Матусос, жители поселка за прошедшие три недели уже успели узнать. Местные жители еще долго показывали своим детям поваленную пальму толщиной в два обхвата, качали головами и горестно вздыхали. Говорят, в их языке с этой поры появилось первое иностранное слово, «профессорматусос», означающее «не буди лихо».

— Сам-то я был занят! Мне там надо было кое-что… Да и вообще, ну чего расстраиваться-то? Носилки сделали? Сделали! Железяку твою вернули? Вернули! Ну, погнулась она немножко, ну ладно, давай ее обратно разогнем. Делов-то! Тут у нас один местный есть, Тутуза его зовут, он здоровенный, как бык. Ему кокосы раскалывать лень, так он их руками себе в рот просто выжимает. Так он тебе голыми руками враз все разогнет. Или согнет, смотря что нужно. Тебе как, согнуть или разогнуть? А?

Матусос поднял на моряка глаза, и взгляд их не сулил ничего хорошего. Моряк быстро понял, что дальше о приборе говорить не стоит, и стал торопливо прощаться:

— Ну, ты не торопись, приятель, решай пока, согнуть, разогнуть. Если что, мы с Тутузой тут рядом, мы живо, если что. Ну все, пока, зови, я мигом, — и он стремительно развернулся и припустил к своей хижине.

Профессор проводил моряка долгим взглядом и с досады с размаху зашвырнул несчастный прибор в океан и, издав сдавленное рычание, отправился смотреть, как идут дела с подготовкой экспедиции.

Рядом с деревней по указанию профессора был разбит лагерь, где снаряжение, заботливо предоставленное господином Туркундуром и несколько менее заботливо выгруженное с борта «Серьезного Оленя» на берег, упаковывали для экспедиции. Как мы уже знаем, прошло три недели, а кучка готовых к походу рюкзаков и тюков была все еще довольно скромной, а груда пока не упакованного снаряжения по-прежнему высилась горой.

Вокруг груды сидели четыре моряка и с десяток местных жителей, все широко улыбались и слушали рассказ одного из моряков. Из всей компании двое для вида держали в руках случайно выбранные из кучи предметы снаряжения, а один моряк использовал пухлый атлас экзотических растений в качестве подушки. Завидев приближающегося профессора, все погрустнели, поднялись с песка и не торопясь двинулись к куче. От расправы их спасло только появление запыхавшегося Тейе, который торжественно нес в руках палатку, отобранную у местных в самый последний момент — небезызвестный Тутуза уже держал ее в своих могучих руках с явным намерением нарвать из нее себе носовых платков.

Профессор для острастки прикрикнул на горе-команду и сел с Тейе под пальму, чтобы обсудить текущее положение дел. Картина вырисовывалась безрадостная.

Нанятые профессором десять моряков за три недели сумели упаковать четыре рюкзака и два тюка, которые будут нести панцирные ослоухи. Десять моряков и двое ученых могли унести двенадцать рюкзаков, поэтому оставалось собрать еще восемь штук. Несложный расчет показывал, что при нынешней скорости сборов, это великое свершение должно занять еще примерно шесть недель. Профессор начал испытывать легкую панику.