Профессор Матусос и цирманский зверь

Профессор подобрал валяющуюся на земле изящную кожаную коробочку-ботанизирку, не поместившуюся в рюкзаки, и вручил Тутузе. Детина страшно обрадовался подарку, обнял профессора, чуть было не переломав его в трех местах сразу, и удалился почивать в тени пальм. Ботанизирку он потерял уже по дороге к пальмовой роще и больше ни разу о ней не вспомнил.

— Все, мы готовы и выступаем сегодня же! — громко объявил профессор. — Никаких прощаний и проводов, нагружайте ослоухов и вперед. Тейе, я даю вам полчаса на сборы наших вещей. Быстро, быстро!

После полудня, переждав жару, экспедиция покинула деревню. Все еще не совсем пришедший в себя Тейе догнал профессора, и пошел рядом с ним, но заговаривать сам не решался. Матусос сжалился над молодым человеком и весело пояснил:

— Иногда, друг мой, решительность важнее аккуратности. А оборудование мы как-нибудь по дороге рассортируем, ничего. Иначе, уверяю вас, мы провели бы здесь еще невесть сколько. Вас прельщала перспектива провести тут еще полгода? Вот и меня тоже нет. Особенно бок о бок с агентами СВОРА.

Тейе изумленно посмотрел на профессора, и испуг в его глазах сменился обычным восхищением.

Глава 10. Сквозь джунгли

Помятое и перемешанное снаряжение удалось окончательно разобрать, рассортировать и сложить в рюкзаки, сундуки и тюки на спинах ослоухов только через три дня. Половина пришла в негодность после попадания в могучие руки Тутузы, и ее пришлось выбросить, как ни вздыхал Тейе над сломанными научными приборами и раздавленными баночками чернил. Но к счастью щедрый господин Туркундур снабдил экспедицию имуществом со значительным избытком, и удалось найти хотя бы по одному целому экземпляру самых важных и нужных вещей.

Ослоухи, тяжело топая копытами, несли свой груз, Тейе донимал моряков расспросами о том, как называется все, мимо чего двигалась экспедиция, а профессор смог снова погрузиться в размышления, в которых пушканообразные все больше уступали место загадочному зверю из Цирмани. Примерно через неделю пути экспедиция преодолела перевал в Фурцинских горах и вступила в джунгли.

Транские леса и поля, невысокие горы и мелководные озера все как на подбор дают приют зверушкам, птицам и другой живности, отличающейся миролюбивым характером, скромной окраской и негромкими голосами. Знаменитые тортсундские кармашковые сони или транские бурдючные овцы как нельзя лучше показывают, на что похожи животные в Тр. А один из величайших поэтов Тр, Алласандр Пууск, посвятил своей возлюбленной такие строки:

Голос твой негромок,

Как у птички-шушунки.

Неброская красота твоя

Словно перышки ее серые.

Смотришь, бывало, в упор

И никак не разберешь:

То ли пожухлый листочек на ветке,

То ли шушуночка моя сидит?

Говорят, прочитав это послание, возлюбленная отказалась выходить за поэта замуж и сразу же приняла предложение богатого овцевода. Сравнение с овцой девушке, видимо, польстило больше. Но как бы там ни было, описание скромной птички из транских лесов удалось поэту замечательно.

Профессор Матусос и его ассистент, конечно же, знали о том, что в джунглях животные ярче, громче и оживленнее, чем в их родных краях, но все равно были потрясены и ошеломлены. Везде, под ногами, прямо над головой и где-то невероятно высоко, в кронах гигантских деревьев, кто-то шуршал, копошился, кричал, неистово вопил, молча спешил кого-то съесть или спешил прочь от кого-то, кто хотел съесть его самого, внезапно выпрыгивал из листвы и так же внезапно бесследно исчезал неизвестно где. Птицы щеголяли оперением таких цветов, что казалось, их раскрашивал начинающий художник, стремившийся непременно попробовать на каждой птице всю свою палитру сразу. А насекомые, похоже, вышли из мастерской, где забавы ради собирали живые существа с одной только заботой, чтобы составные части как можно меньше подходили друг к другу.

Моряки, которые не в первый раз уже вступали под сумеречный покров джунглей, посмеивались над судорожными попытками Матусоса и Тейе одновременно вести записи в блокноте, зарисовывать особенно чудных зверушек и птиц, разыскивать заметки о них в определителях и справочниках и не запутаться при этом намертво в лианах. С важным видом знатоков моряки пытались рассказывать ученым о встреченных ими животных, сообщая порой просто душераздирающие подробности.

— Профессор! Слыхал, звук такой только что, как будто тяжеленный боцманский сундук двигают по мокрой палубе? Птица-хрячик! Ну да, она самая. Вон, вон она, полетела! Смотри, вон, слева! Желтая такая, в синюю полосочку… Самец у нее в четыре раза больше самки, поэтому он яйца не высиживает, раздавить может. Вместо этого самец ложится на спину, а самка откладывает яйца ему прямо на пузо, а потом три месяца высиживает их прямо на нем. Я бы не отказался, а, профессор — три месяца просто лежишь и нечего не делаешь, красота!