Было уже темно, поэтому Матусос и Тейе без труда выбрались в сад незамеченными. Они некоторое время покружили по саду в поисках укрытия и в конце концов устроились в середине пышного куста королевской бульбацинии. Был соблазн спрятаться в гроте, но Матусос знал, что отремонтированный для зверя грот стал необычайно популярен у влюбленных фрейлин и их кавалеров. По вечерам дворцовая стража первым делом шла прямиком к гроту и почти всегда находила там уединившуюся парочку. Погода была промозглая, куст мокрый и колючий, но зато в качестве временного укрытия он был куда надежнее грота.
Заговорщики мерзли и потихоньку намокали в гуще ветвей. Чтобы развлечь себя, профессор шепотом рассказывал Тейе историю этого сорта садового кустарника, выведенного для королевского дома Тр в Большом Университете Туртсонда. История включала приключения (похищение саженца из сада владыки царства Нгвач-Нчваг), драму (цвет молодых побегов напомнил Эрлику XXVI о его несчастной любви, и он ушел в матросы) и детектив (похищение саженца соперниками из Великого Университета и триумфальное разоблачение обмана).
За этим разговором удалось дотерпеть до того момента, как разошлись гости и слуги потушили свечи в бальном зале. Королевская стража в положенный час рысью пронеслась по саду, торопясь вернуться с осенней сырости в тепло караульного помещения. Стража заглянула в грот и вежливо извлекла оттуда главнокомандующего, который не мог допустить, чтобы десерт остался недоеденным, и уединился с ним в гроте. Расправившись с десертом, главнокомандующий тихонько заснул. Сложил, другими словами, голову во имя короля. Ну, или хотя бы во имя королевского десерта.
Подождав для верности еще с полчаса, профессор и его ассистент, насквозь промокшие в своих легких бальных костюмах, но не утратившие решимости, выбрались из куста и прокрались под окна жилища зверя. Профессор положил Тейе руку на плечо и сказал:
— Теперь, друг мой, многое будет зависеть от вас. Желаете ли вы, чтобы наш удивительный, но слабохарактерный образец могущества природы избавился от этого отвратительно образа, который навязали ему наши милые соотечественники? Да? Тогда желайте этого изо всех сил. Только так он сможет измениться.
Довольно странное это дело — сесть и начать желать. Можно схватить топор и энергично рубить, можно навалиться на десерт и не оставить ни крошки, но взяться желать изо всех сил непросто. Тейе безуспешно пробовал и так, и этак, но потом придумал другой способ — представил себе теперешнего зверя с его щупальцами и стебельками, бегающим взглядом и потухшими рогами. Думать об этом было настолько противно, что Тейе сразу же переполнился желанием вернуть зверю прежний вид. Рядом с ним тихонько пыхтел профессор, нашедший какой-то свой способ желать.
Некоторое время ничего не происходило. Зверь к тому времени уже лег спать, и сквозь приоткрытое окно доносилось его мерное посапывание. Матусос и Тейе уже порядком устали желать, как вдруг сопение прекратилось, раздался скрип кровати и послышалась какая-то возня. Зверь что-то пробормотал спросонья и икнул. Затем послышался цокот копыт, и грохот — зверь в темноте налетел на стул и сшиб его. Следуя приобретенной в последнее время привычке сквернословить, зверь подробно рассказал стулу, что он нем думает и какая того ждет утром незавидная судьба, после чего цокот продолжился. Зверь, похоже, что-то почувствовал и заметался по комнате. Матусос тихо сказал:
— Все, пора. Я иду к нему. На вас, Тейе, вся надежда — желайте. Желайте, как вы, помнится, желали получить у меня зачет по анатомии семейства пальцехватных, и даже еще сильнее. Если все получится, я вас позову. А если нет… Ну, момент моего бегства вы точно не пропустите.
С этими словами профессор ухватился за подоконник, толкнул незакрытое окно и одним движением запрыгнул в комнату зверя.
Глава 18. Возвращение к себе
И вновь, как тогда в Цирмани, Тейе остался один. Но теперь он не испытывал страха, он был полон решимости и даже забыл о мокром сюртуке и потерявших вид бальных туфлях.
В это время зверь привык к темноте и увидел, что шпионские приспособления, торчащие из его тела, одно за другим прячутся. Рога он видеть не мог, но почувствовал в них приятное покалывание, означавшее, что свечение вернулось, причем свечение одного из его любимых цветов — фиолетовое. Зверь хотел позвать охрану, и протянул было руку к колокольчику, но давно забытое ощущение в рогах было настолько приятным, а вид собственного тела настолько — впервые за длительно время — симпатичным, что он решил повременить, просто ненадолго почувствовать себя опять красивым и загадочным.