Баталий, где удалось бы применить огневую мощь монитора, на памяти Скотта было наперечет. Но те, в которых все-таки получалось это сделать, приводили к безоговорочной победе. Это морское чудище можно было укротить только ядерным оружием.
Тем не менее Ныряющие Дьяволы продолжали бой. Они изменили боевой ордер, но эта попытка успеха им не принесла. Гигантские линкоры противника слишком близко подошли к «Армагеддону» и выйти из зоны поражения уже не успевали. И это означало…
— Капитулируем, — сказал Флинн, чье лицо возникло на одном из экранов перед капитаном. — Сэр, прекратите огонь.
Скотт отдал соответствующий приказ, и грохот стих. Воцарилась невероятная, оглушительная тишина.
— Вы прекрасно сражались, командующий Флинн.
— Благодарю. Как и вы. Ваш стратегический замысел с монитором выше всяких похвал.
Все было кончено. Скотт почувствовал, как разом ушло внутреннее напряжение.
Принятые в таких случаях поздравления от командующего проигравшей стороны не значили теперь для капитана ровным счетом ничего. Силы, что все это время поддерживали Скотта в боевом тонусе, внезапно его покинули.
Оставались только формальности. На башню Виргиния символически сбросят бомбы. Заряда в них не будет, поэтому вреда куполу они не причинят. Также по правилам ведения войны граждане башни, чьи наемники проиграли, должны будут откупиться. Обычно с победителями рассчитывались кориумом или его эквивалентом — в зависимости от достигнутых договоренностей.
Откуп для Вольных Компаний был жизненно необходим, поскольку являлся главным источником пополнения бюджета. Часть денег сразу уходила на ремонт и замену поврежденной техники.
Скотт стоял в одиночестве у леерного ограждения и наблюдал за сгущающимся мраком. Жемчужные облака на горизонте поблекли, стали пепельно-серыми, а затем и вовсе скрылись из виду. Ночь приняла Скотта в свои объятия. Волны мягко плескались о борта. «Аркебуза» стремительно шла к Виргинии. До башни оставалось около трехсот морских миль.
В иллюминаторах позади зажегся теплый желтый свет, но Скотт его как будто не замечал. Мыслями капитан был далеко. Сколько же всего он наобещал Айлин? Представшая глазам картина напомнила ему о ночи на облачном «Олимпе».
И все-таки с той ночью уже не сравнится ничто. Там, на «Олимпе», укрывшись от мирской суеты, он уподобился богу. А здесь, на палубе, хоть и окутанной тьмой, даже спрятаться негде. Не говоря уже о том, чтобы достичь отрешенности демиурга.
Кругом не было видно ни зги: спутников планета не имеет, звезды прячутся за облаками, а морская биолюминесценция на Венере невозможна.
Скотт задумался о башнях на дне моря. Купола — колыбель будущего. А сражения, подобные сегодняшнему, — гарантия того, что человеческая цивилизация увидит это самое будущее.
Люди всегда будут жертвовать собой ради какой-нибудь социальной или воинской организации. Человеку необходим идол, которому можно поклоняться.
«Если бы Бога не существовало, человечество обязательно бы его выдумало», — сказал себе Скотт.
Даже Бьен и тот сегодня пожертвовал своей ненавистью к Скотту. Пускай и побудила его к этому нездоровая преданность Дуну.
А ведь идеология Вольных Компаний и плевка не стоит. Пустышка…
С другой стороны, если наемные солдаты продолжат начатое Дуном дело, то цивилизация в один прекрасный день вырастет из куполов, поднимется на поверхность и начнет колонизацию Венеры. Ну а потом про Вольные Компании позабудут. Стражи венерианских морей обречены сгинуть в пучинах безвестья. Сотрясая воздух своими безумными боевыми кличами, они умчатся — точь-в-точь как мчится сейчас «Аркебуза» — в закат, за которым никогда уже не наступит рассвет.
Айлин…
Джина…
«Сложный выбор», — подумал Скотт.
А затем вдруг осознал, что выбора на самом деле нет.
Скотт понимал — очень отчетливо понимал, — что никогда в жизни не сможет искренне проникнуться идеями Вольных Компаний. До самой гробовой доски в нем будет сидеть злобный бес и отравлять ему душу, заставляя горько смеяться над собой.
А волны между тем мягко, но настойчиво шептали…
«Нет, я не вернусь к Айлин».
В этом внезапном решении не было ни капли здравого смысла, а только безрассудство и глупая сентиментальность.
— Дурак! — воскликнул Скотт в сердцах.
Что ж, может, он и впрямь дурак.
Но прежде всего — солдат.
Промашка вышла
У нас, в городке Гуаймас, есть свое чудо. Правда, лишь те, кто видел его собственными глазами, верят, что это действительно чудо. Вот почему ни в одной газете пока не появилось ни словечка. К фотографиям отнеслись скептически. Решили, что это подделка. Никто за пределами Гуаймаса — и Пуэбло-Пекуэньо — не воспринял их как доказательство.