Священник зашёл в придел и остановился. Он развернулся лицом к профессору и вытянул руку, указывая на пространство за колонной. Подойдя поближе, учёный заглянул за угол колонны и увидел там аналой. Он был накрыт красной ризой, а поверх неё лежали евангелие и большой православный крест.
Юноша подошёл к аналою и стал поправлять слегка покосившуюся книгу. Такими неловкими движениями он давал понять старому профессору, что именно это место исповеди и именно здесь он должен стоять. В это самое место петербуржцы приносили свои грехи и оставляли их там. Именно здесь должен был и Ростислав Валерьевич раскаяться в своих прегрешениях. Профессор подошёл, стал перед аналоем и склонил голову. Его взгляд устремился на крест, и он не сводил с него глаз.
– Вы крещёный в православии?
– Да, – сухо ответил профессор.
– Вы хотели исповедоваться. В чём вы согрешили?
– Я никогда не был на исповеди и не знаю, как это делать.
– А вы расскажите, что более всего отягощает вам душу.
– Так сразу всё и не вспомнить, – профессор тяжело вздохнул. – Я.. я.. я бросил свою жену и ребёнка ради другой.
– Продолжайте, – добродушно сказал священник. – Грех нужно исповедовать, чтобы его оставить.
– Несколько лет назад я встретил молодую девушку, – профессор выдохнул и немного помолчав продолжил. – Тогда она была моей студенткой. Ксения выделялась среди своих сверстников. Она была очень образованной и невероятно прекрасной. Я не смог перед ней устоять и скоро мы стали тайно встречаться. Однако это продолжалось недолго. Скоро я заявил жене, что нашёл настоящую любовь и ухожу от неё. Моя супруга молча выслушала и не сказала ни слова. От её подруг я узнал, что она очень сильно переживала, но я посчитал правильным не вмешиваться и дать ей остаться наедине со своим горем.
– Страшное горе! – прошептал с грустью батюшка. – Остаться сиротой при живых родителях.
– Мне нет оправдания. Обречённо заявил учёный.
– Иногда Бог попускает нам упасть, чтобы мы смогли переосмыслить свою жизнь. Эта тяжкая страсть называется прелюбодеянием. Святые отцы говорят, что блуд и гордыня – родня. И как тень следует за лютым зверем, так блуд следует за гордостью.
От услышанного профессор резко повернул голову. Он посмотрел на молодого священника и оцепенел от ужаса. Ему казалось, будто этот юноша знает его тайну. Учёный уже и сам стал догадываться, что причина его падения в том, что, будучи историком с мировым именем, он позволял себе всегда превозноситься. Его всегда восхищало честолюбие Наполеона и, видимо, это пагубная черта стала присуща и ему. Но как об этом мог знать этот юноша. Ему, учёному, это стало открыто только сейчас, а этому молодому человеку уже эта истина известна.
– В молодости я совершил страшное преступление, – обреченно вздохнул профессор. – Я написал книгу о войне тысяча восемьсот двенадцатого года, которая стала очень популярна и принесла мне славу и деньги. На одном из фестивалей истории ко мне подошёл мальчик и попросил книгу, но я грубо его послал. Я посчитал, что оставшиеся экземпляры лучше отдать более влиятельным людям, чем этому мальчугану.
– Детские души особенно чувствительны к оскорблениям! – добавил батюшка, словно пытаясь усилить чувство вины профессора.
– Мальчишка вырос и не забыл обиды. Он и сам написал книгу, где облил меня помоями.
– Что посеет человек, то и пожнёт. Придёт гордость, придёт и посрамление, – сказал батюшка, убеждая учёного в том, что в библии есть предостережение и для этого греха.
– Вот то, что я посеял десятилетия назад, взошло, – подтвердил профессор слова батюшки и вновь убедился в мудрости древней книги.
– Бог даёт вам мудрость, раз вы всё поняли, и потому спешите исповедоваться, дабы не случилось чего хуже. Это всё, в чём вы хотели покаяться?
– Нет. Я не молюсь, а до недавнего времени и не верил вовсе. Много всего, что всё и не упомнишь.
– Каетесь во всех своих грехах? – подытожил батюшка.
– Каюсь! – громко сказал профессор.
– Как вас зовут?
– Ростислав.
Священник, услышав ответ профессора, стал подбирать епитрахиль. Юноша положил ткань на голову учёного и прижал правой рукой.
– Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит чадо Ростислава, и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь.
Юноша убрал руку и вместе с ней и епитрахиль. Он аккуратно опустил её и поправил, после чего поднял правую руку и перекрестил историка. Профессор не знал, что прихожане после благословения обычно целовали ему руку, но внутреннее чувство подсказывало ему, что необходимо совершить какое-то церемониальное действо. Он глубоко поклонился перед священником и коснулся пальцами рук пола. Священнослужитель улыбнулся этому нелепому жесту.
– Приходите вечером на службу и там я вас причащу.
– Постараюсь, – сказал профессор.