Сделки эти, прямо скажем, незаконны: мы ведь не хозяева здания, а всего лишь арендуем его у других арендаторов, то есть, по сути, оно чужое. Но умные люди давно придумали для таких случаев нехитрую лазейку. Так называемый «договор о совместной деятельности» (ДСД) сводится к простенькому бюрократическому фокусу: гендиректор фирмы, ищущей пристанища, формально устраивается на какую-нибудь мелкую фиктивную должность в деканате, приобретая таким образом хоть и шаткие, но все-таки почти легальные права на вкусненькие факультетские метры. В итоге едва ли не треть здания плотно заселена чужаками — и далеко не все они так безобидны, как шумные, но, в общем-то, смирные Космические Братья. К примеру, контору по загрантрудоустройству в торце второго этажа студентки стараются обходить стороной: специализируется она, в основном, на Турции и Греции, и все помнят, что Катя, Маша и Ай-Гирим (три хорошенькие первокурсницы, несколько лет назад попавшие к ней в лапы) так до сих пор и не вернулись на родину. Остерегаются и полуподвала, где под сенью библиотеки приютился юрисконсульт — тучный, пожилой, нездоровый кавказец с тяжёлым дыханием и масленым взглядом, вечно ищущий случая заманить кого-нибудь из зазевавшихся читательниц в свой пыльный закут.
Конечно, есть у нас и приятные соседи: например, уютный магазинчик дамского белья рядом с гардеробной — уж сюда-то девушки, что греха таить, заглядывают весьма охотно! — или, скажем, «Психея», небольшое турагентство на четвёртом этаже: студентам — услуги с пятипроцентной скидкой.
Но самую удачную сделку Ольга Валентиновна провернула четыре года назад — я только-только перешла на второй курс. Вернувшись с летних каникул, мы увидели, что гнусная оргстекляная панель с проволочной скобой вместо ручки — дверь так называемого «буфета», унылого пункта общепита, где за умеренную плату всегда можно было получить стакан «мочая» с костенеющим бутербродом, а то и тарелку прокисшей манной размазни — исчезла бесследно, а на её месте красуются крепкие ореховые створки в обрамлении стильно-рваной кирпичной кладки, то там, то здесь покрытой искусственным мхом. Очень романтично. Не выдержав, мы осторожно заглянули внутрь — и не без лёгкой грусти простились с нашей старой доброй столовкой… Мягкий сумрак; барная стойка в торце зала; несколько деревянных столиков, расставленных в шахматном порядке; тихий ненавязчивый джаз; одинокий лучик прожектора, заблудившийся на «танцполе»… Словом, перед нами было маленькое, но уютное и вполне презентабельное кафе, куда, казалось, сам бог велел зайти отметить начало учебного года.
Особенно популярным оно стало после того, как ректор выпустил указ, строго-настрого запрещающий кому бы то ни было «разливать и распивать спиртное в пределах учебного заведения». Факультет шипел и булькал, не зная, на что решиться, пока наконец, активисты из студсовета не догадались спуститься в библиотеку и лично выяснить у юрисконсульта: распространяется ли ограничение на метры, сданные в аренду — и вообще, можно ли по-прежнему считать их территорией вуза?.. Старый жук, сам большой любитель заложить за воротник, жестко ответил: «Нэт!» — и с тех пор наши светские львицы и львы горя не знают. Стекаются в «Пси» и курильщики, чьи былые места скопления завхоз давно обложил красными флажками с изображением перечеркнутого окурка.
И только в сессию, когда жизнь на факультете (вот как сейчас!) замирает под гнётом тоскливого страха и недобрых предчувствий, в «Пси» наступает затишье. Переступить его порог прежде, чем останется позади последнее испытание, издавна считается у нас дурной приметой. Впрочем, и тогда кто-нибудь нет-нет да и забежит хватануть для храбрости коньячку или, скажем, отметить победу над въедливым экзаменатором лёгким, игривым «Моndoro Asti»: циничные сокрушители традиций, не верящие ни во что, кроме своих сил, не переведутся никогда.
В один из таких дней — в самый разгар осенней сессии — некая третьекурсница, молоденькая, но очень скептичная, давно и надёжно приученная названым братом плевать на всякие там народные приметы и суеверия, спустилась в «Пси» слегка перекусить — а заодно и прийти в себя после неравной битвы за хрупкую «удочку», чуть не вырванную из её слабых ручек огромной рыбой — преподавателем социальной психологии Михаилом Семёновичем (строгим, но очаровательным господином с роскошной особой приметой: извилистым багровым шрамом через всю левую щёку).
4
Мы, аутисты, отличаемся от «просто людей» ещё и тем, что всегда предпочтём тишину (пусть даже гнетущую) весёлому гомону и гвалту. Вот и на сей раз я не могла не порадоваться встреченному в кафе спокойствию колумбария — даже музыка звучала тихо-тихо, словно обиженная скудностью аудитории. Не совсем ещё мертвы оказались два-три столика в тёмных углах зала, зато знаменитый Гриша, бессменный хозяин барной стойки, как видно, не вынес вынужденного безделья и дезертировал.