– Кей, неужели ты никогда не готовишь для такого мужчины? – спросила мать и добавила, обращаясь к Раузеру: – Я ведь научила ее кое-чему.
Раузер промокнул губы салфеткой.
– Мы большие любители еды навынос, – сказал он, повернулся и с улыбкой посмотрел мне в глаза. – Меня это вполне устраивает. – К моему удивлению, наклонился и очень нежно поцеловал меня в уголок рта. Я почувствовала под столом его руку на моей ладони.
– Такой человек, как вы, не должен есть еду навынос, – услышала я голос матери, не в силах оторвать глаза от Раузера.
В воцарившейся тишине мой отец внезапно объявил:
– Хочу вам кое-что показать после ужина.
– Он не подпускает меня к гаражу даже на пушечный выстрел, – пожаловалась мать и погрозила отцу пальцем. Раузер сжал мою руку, затем отпустил и снова сосредоточился на своей тарелке.
Итак, после ужина и кофе все мы вышли во двор и стали ждать, пока откроется дверь гаража. Рядом со мной, обняв меня за плечи, стоял Раузер. Я посмотрела на него, и он поцеловал меня в лоб. Я оторопела. Весь день он просто лип ко мне.
Мать обняла Джимми за талию, а тот взял Мики за руку. Соседи из домов с обеих сторон вышли и присоединились к нам, пока мы ждали, когда мой отец раскроет свой последний проект.
Гаражная дверь начала подниматься, и когда в поле зрения появилось новое папино хобби – все шесть отвратительных металлических ног, – мы все дружно ахнули. Посмотрели на него, прищурились, переглянулись и вновь посмотрели на это чудо-юдо. Никто не сказал ни слова.
Отец, похоже, был озадачен.
– Это скульптура, – сказал он нам. – Орел с крысой во рту.
Кто-то сказал: «Фу!» Наконец у Джимми хватило здравого смысла поаплодировать. И тогда мы все тоже зааплодировали, а мой отец отвесил церемонный поклон.
– Идиот, – прошептала мать и закрыла лицо руками. – Мало того что он каждый год рождественской гирляндой выкладывает имя Леон… А теперь это!
Мой отец страдает дислексией, но никогда не признавал этого.
– Не хочешь прогуляться? – спросил меня Раузер после церемонии открытия.
Мы молча дошли до конца Дерридауна и пересекли Шэдоу-Мур-драйв.
– Кстати, – сказал Раузер, когда мы шли по деревянному пешеходному мосту к игровой площадке за начальной школой Виннона-Парк, – я навсегда порвал с Джо.
– Кто такая Джо? – сказала я и хитро улыбнулась ему.
– Кей, в ту ночь на автомагистрали, когда ты съехала с дороги, я думал, что мое сердце не выдержит и остановится.
Мы стояли возле качелей на футбольном поле за школой. В домах на Инмен-драйв и Поплар-серкл, двух улицах, граничащих со школой, сверкали огни. Это был старый район, где ранее было полно молодых семей, отреставрированных домов и новых денег. Я увидела, как возле парка притормозила машина и вырубила фары. Подростки приезжают сюда тискаться и целоваться. Люди паркуются на школьной стоянке в сумерках и пускают своих собак бегать по футбольному полю.
Раузер повернулся ко мне лицом и взял обе мои руки в свои.
– Просто я всегда думал, что еще будет время. Но в ту ночь я начал больше думать о том, как его мало, времени. Я настоящий осел, Кей. Я слишком долго ждал, чтобы сказать, что люблю тебя.
Я посмотрела на морщинки в уголках его глаз, те, которые всегда создавали впечатление, будто он вот-вот рассмеется, такие знакомые мне, такие милые и родные… Я посмотрела на его густые, серебристо-черные волосы, на широкие плечи и поняла: я больше не чувствую себя онемевшей. Нисколечко. Я была в восторге от этого человека, который так хорошо меня знал и любил – несмотря ни на что.
– Когда я позвонила той ночью и Джо ответила на твой звонок… – начала я.
– Я знал, ты была готова взорваться от ревности, – сказал он с лукавой улыбкой.
– Неправда, я нисколько не ревновала.
– Понятно… И, наверное, к нам подойдет Джоди Фостер прямо сейчас, прямо здесь, в этом гребаном парке.
– И?.. А где та часть, где она танцует у тебя на коленях или трясет задницей или что-то в этом роде? Я обожаю эту часть.
Раузер посмотрел на меня так, будто я только что спустила в церкви трусы.
– Это Джоди Фостер, ради всего святого, Кей. Прояви хоть капельку уважения.
Я прильнула к нему, и мы рассмеялись. Он обнял меня, и я уткнулась лицом ему в грудь. От Раузера пахло холодным воздухом и лосьоном после бритья, и мне подумалось, что я не видела, чтобы он закурил за весь день хоть одну сигарету.
Я услышала, как от него донесся какой-то звук, такой слабый, такой едва различимый, как дуновение ветерка. Посмотрела на него и увидела странное выражение: шок и недоумение.
– Раузер? В чем дело?
Он нахмурил брови, отнял руку от груди и протянул ладонью вверх. Наши взгляды встретились лишь на долю секунды, секунды понимания и ужаса. Кровь. Боже! Кровь! Какого черта?
Второй выстрел был столь же бесшумным, быстрым и безжалостным – и попал Раузеру в висок. Его ноги подкосились, и он упал. Я повалилась на него сверху.
О боже, о боже, о боооже!
Правой рукой я сорвала с себя шарф и куртку, а левой нащупала мобильник и большим пальцем набрала номер 911. Затем прижала куртку к ране на груди Раузера и надавила всем своим телом.