Профиль незнакомца

Нил, который провел бо́льшую часть своей взрослой жизни, испытывая на себе вещества, влияющие на настроение, так серьезно отнесся к моим жалобам, что пропал на часть дня и вернулся с партией своих домашних кексов с марихуаной и горсткой зелено-белых капсул, от которых, как он клялся, у меня закатятся глаза. Пока он не смотрел, я выбросила неизвестные таблетки в мусор, а кексы отложила в сторону.

Я была в больнице Пьемонт в Мидтауне, не помня, как попала сюда. Пролежала без сознания четыре часа, прежде чем от пульсирующей головной боли открыла глаза и увидела трех главных мужчин моей жизни, смотревших на меня сверху вниз, — Раузера, Нила и моего отца. Всем троим явно пригодились бы расческа и свежая рубашка, все трое провоняли табачным дымом. Я была крайне удивлена, что оказалась здесь, да и вообще где-то. Вспомнила, как на меня на бешеной скорости летело ограждение, и в момент ужасающей ясности подумала, что ошиблась. Это было нечто большее, нежели просто слежка, все это было подстроено, этот человек был позади меня и хотел меня убить, хотел вывести из строя мой автомобиль, схватить меня и играть со мной в свои игры, мучить меня и бог знает что еще. Думаю, в эти секунды неконтролируемого полета перед моим мысленным взором промелькнули все сцены убийств и все кровавые снимки, какие я когда-либо видела.

— Я на небесах? — слабо прошептала я, подыгрывая им.

Раузер закатил глаза.

— Она в норме.

Мой отец, человек серьезный, который никогда не понимал моего чувства юмора, поцеловал меня в лоб и своими грубыми руками прикоснулся к моему лицу.

— Нет, детка, ты в больнице. — Он сказал это медленно и очень громко, как будто у меня был поврежден мозг. Спасибо, папа. — Твоя мама ушла за кофе. Она скоро вернется. С ней Дайана.

— Ты разрешил ей принести кофе? Замечательно. Это должно помочь мне от головной боли.

— Надо было снабдить твою старую машину приличными ремнями безопасности, — продолжил отец. — Мне же это даже в голову не пришло. Эти старые ремни просто не справились со своей задачей.

Прожив с моей матерью сорок лет, отец научился брать на себя ответственность за все. Если что-то шло не так, виноват бывал только он, и никто другой. Исключения случались редко. Вина была просто частью совместной жизни с матерью.

— Это не твоя вина. — Я взяла его руку — любое движение вызывало боль — и посмотрела в его водянистые голубые глаза. — Как там моя машина?

— Разбита так же сильно, как и ты, — сказал он и мотнул головой в сторону Раузера. — Аарон отбуксировал ее в полицейский участок, она побудет там, а потом мы отправим ее куда-нибудь на ремонт. Какое счастье, что он увидел тебя на дороге!

Раузер подмигнул мне, и я поняла: он солгал моим родителям о том, что произошло там, на шоссе. Но что именно произошло? Несчастный случай? Или в «Импале» кто-то специально поковырялся? Неужели за мной следили? Они поймали преступника? Это был Уишбоун? Ответов мне явно не получить, пока я не проведу некоторое время наедине с Раузером. Но этого не произойдет, пока мои родители находятся рядом. С таким же успехом можно временно забить на все, и пусть они из кожи вон лезут, заботясь обо мне.

Из кармана Раузера донесся приглушенный звонок. Он вытащил свой телефон и ответил. Выслушав, сказал:

— Дайте мне полчаса.

После чего захлопнул свою «раскладушку», наклонился надо мной и провел кончиками пальцев по моей щеке.

— Шеф хочет меня видеть, — сказал он и вновь закатил глаза. Раузер не любил, когда его приглашали в кабинет шефа Коннора. По его словам, это никогда не предвещало ничего хорошего.

Он уважал Коннора, но их пути разошлись много лет назад. Джефферсон Коннор понимал политику успеха, инстинктивно знал, где и когда нужно подольститься. Раузер поступал с точностью до наоборот, слишком часто бодаясь с начальством и властью. Коннор не только откровенно купался в привилегиях своего положения, он просто обожал бюрократические обязанности. Раузер сопротивлялся всему, что могло помешать ему работать над делом. Когда он наконец принял повышение и ответственность за отдел по расследованию убийств, то вырвал у шефа согласие, что не будет прикован к истеблишменту. Коннор неохотно согласился. По словам Раузера, Джефф Коннор еще не закончил свое восхождение к высотам власти. Он намеревался однажды стать генеральным прокурором, и Раузер верил, что Коннор добьется своего.

— Я проведаю тебя позже, — сказал мне Раузер. — Говард, проследи, чтобы она оставалась в постели, хорошо?

— Непременно, — ответил мой отец, когда дверь открылась, и, балансируя кофейными чашками, вошла моя мать. За ней следовала Дайана со стопкой пончиков в целлофане из торгового автомата. Уходя, Раузер выхватил один у нее из рук.

— Ах, бедняжка… Ты выглядишь просто ужасно! — воскликнула мать. У нее было сияющее круглое лицо херувима, этакая Дебби Рейнольдс [15] на преднизолоне. Она поставила кофе и похлопала меня по руке. — Благослови Господь твое сердечко.

Дайана улыбнулась мне сверху вниз.

— Разве ты не должна быть на работе? — спросила я ее.