Прогнившие корни. Книга 1

— Вы сумасшедший и убийца! — прошипела она, помня о звере. — Как вы подстроили тот случай с тонущим мальчиком? Ведь это была не случайность?

Тот безразлично пожал плечами:

— Всё просто. Затащил его в реку, хотя он и упирался, дал немного наглотаться воды, пока прохожие не подоспели и не вытащили его. Пока они возились с мальчишкой, не обращая на меня внимания, я отплыл и исчез, предусмотрительно оставив кое-какие вещи и документы на берегу.

— Неужели не боялись, что мальчик расскажет обо всём родителям или полиции?

— Ты думаешь, взрослые поверили бы в бред ребёнка, находящегося в шоке, о том, что его утащил на глубину какой-то незнакомый человек? Они бы, скорее всего, надавали ему за то, что он полез в воду, да ещё и врёт.

Лана поняла, что всё именно так и могло быть в тот октябрьский день.

— Вы страшный человек.

— Моей вины в том, кем я стал, нет! — произнёс он сквозь зубы и зверь, лежащий у его ног, чувствуя настроение хозяина, снова зарычал и оскалил жёлтые клыки.

«Он стар», — бросила она тревожный взгляд на волка, прикидывая, сколько тому лет. Такие помеси иногда доживают до пятнадцати, а то и двадцати лет.

— И кто же виновен? Кто вас сделал таким? Священник, который над вами издевался? Или может родители, не поверившие вам, когда вы пришли и всё им рассказали?

Он даже не удивился, что она знает его тайну. Лана лишь заметила, как изменилось его лицо, превращаясь в нечто иное. Взгляд помутнел под пеленой ярости, ноздри раздулись, тяжело втягивая воздух, губы вытянулись в тонкую жёсткую линию, меняя мужчину до неузнаваемости. Словно он, наконец, избавился от маски, что скрывала его нутро, и оно обнажилось, выпуская на свет дремлющего хищника, не способного на жалость. Настоящего Юстаса Зиму — похитителя и детоубийцу.

— Я хотел им помочь! — выплёвывал он слова одно за другим. — Все они были не нужны своим родным! Те при удобном случае только и делали, что бросали их, а если они всё же висели на их шеях грузом, кулаками не давали забыть им об их никчёмности.

— Так вы что, спасали их? От домашнего насилия? Вы думаете, что имели право судить о том, как те воспитывали своих детей? Вы лишили матерей возможности оплакать своих малышей!

Лана старалась говорить тихо, чтобы не дразнить животное, но эмоции захлёстывали её, и хотелось кричать. Она вспомнила своё невесёлое детство, но даже она не хотела оказаться на месте тех похищенных мальчиков.

Вот он убийца, прямо перед ней, а она ничего не может сделать. Даже пошевелиться, даже плюнуть в это мерзкое лицо. Сколько страданий он причинил людям. Сколько страданий он причинил её семье! Как такие вообще могут продолжать жить после совершённого ими? Убийцы, изуверы. А дети должны умирать в мучениях от этих рук, с осознанием того, что никто им не поможет, не спасёт.     

— Ты ничего не понимаешь! — прошипел он, подаваясь вперёд и с яростью впиваясь длинными пальцами в подлокотники кресла. В его серых глазах пылал дьявольский огонь. — Я помогал им!

«Он болен! — поняла Лана. — Ни один здравомыслящий человек не будет думать так, как этот урод».

— И моему брату? — устало спросила она. — С чего вы взяли, что он был несчастен? Зачем похитили его?          

— Я не принуждал его. Я был расстроен, увидев, что случилось с Томасом в той аварии. Возвращался в шахту, когда увидел Николаса. Он сам пошёл со мной.

— Потому что доверял вам.

— Со мной ему было лучше!

— Бред.

— Хватит. Вернёмся к письму. Где оно? — спокойно произнёс Юстас, словно и не было той вспышки ярости, настолько он владел собой.      

Ответом ему было её молчание. Лану посетила эгоистичная мысль, от которой она тут же пришла в ужас. Если бы Томас не сбежал, если бы так и остался в той шахте, её брат, возможно, не стал бы следующим.  

— Ты настолько идиотка, что не понимаешь, что с тобой произойдёт? — удивлённо спросил он.

— Прекрасно понимаю. Ваша наполовину псина, наполовину волк сделает со мной то же, что и с вашим мучителем. Вы в любом случае не оставите меня в живых. Так зачем мне помогать вам? — спросила Лана, ещё немного отступая к стене.

— А! Так ты в курсе того, что случилось? — он расслабился, наслаждаясь тем, что она знает, какой конец её ждёт. Его рука нежно потрепала холку зверя. — Давид прекрасно отработал свой кусок мяса. Я ни разу не пожалел о том, что уговорил отца оставить его. Наполовину волк, он мог быть опасен, но я его обуздал, несмотря на протест отца.

От услышанного она словно окаменела. Знакомое имя резануло слух, воскрешая в памяти два снимка. На одном изображён улыбчивый голубоглазый мальчик, на другом он же, но уже мёртвый.

— Вы назвали своего пса именем задушенного вами ребёнка? — её голос превратился в лёд.

В его глазах мелькнуло что-то похожее на муку, но он тут же взял себя в руки.