— Ну, нет! Вы ещё не всё нам рассказали. Кто виновен в смерти Мэри?
Старик долго смотрел на неё, словно прикидывая что-то.
— Вы очень похожи на Яна. Такая же: не любящая полутонов и полуправд.
И она, пожалуй, впервые за часы, проведённые в этой комнате, услышала боль в голосе старика.
— В ту ночь ваша бабка была здесь.
— Она к вам приходила? — ошеломлённо произнесла Лана, замирая у изножья кровати.
— Да. Точнее не ко мне... — Вальтман снова поднёс маску к лицу, делая жадный вдох, так, что его следующего слова было не разобрать. Через пару секунд он продолжил. — Она оставила короткую записку. И всё сразу встало на свои места. А я-то терялся в догадках, куда подевалась жена брата!
Она слушала затаив дыхание.
— В ту самую ночь, когда я разделался с Алексом, его жена отправилась за помощью. У неё отошли воды. Добраться до города в одиночку она не могла, а вокруг на несколько километров ни одной живой души, кроме вашей бабушки-сироты. Когда я её впервые увидел, не поверил своим глазам: маленькая, словно ребёнок, кожа да кости. Как она вообще со всем этим справилась?
— И что случилось дальше? — торопила его Лана.
— Жена брата родила мальчика, в вашем доме, но ей требовалась помощь. Мне, ясное дело, показываться на глаза было не с руки, и в помощь я отправил Зиму.
— Того немого поляка? — поморщившись спросила Лана, от одного только упоминания этой фамилии становилось дурно.
— Да. Позже он мне, можно сказать на пальцах пересказал, что там творилось. К тому моменту, когда они там появились, жена брата уже истекла кровью и не дышала.
Лана вдруг вспомнила строки, написанные Агатой в те дни. О ком та писала? О ком была её печаль?
А тот старый, порванный снимок женщины? Лана могла дать здоровую руку на отсечение, что на нём была Мэри на одной половине и Александр Вальтман на другой. И то единственное слово, что повторялось вновь и вновь на тех страницах:
— В общем — продолжал старик. — Зима пригрозил вашей бабке, что если та раскроет рот, он вернётся. А после забрал младенца и его мёртвую мать. Должно быть, именно тогда этот старый дурак нашёл записку в кармане женщины. Я был чертовски зол, что мальчишка остался жив, просто в бешенстве, но убить его, рука у меня не поднялась. Невинное существо.
— Нет! — прошептала Лана, отказываясь принимать то, к чему клонит старик.
— Да, — горько бросил Вальтман. — Зима забрал его к себе. Была надежда на то, что он не выживет, но годы шли. Единственное, что я мог сделать в тот момент, это заставить поляка поклясться, что ребёнок никогда не узнает о тайне своего рождения и чья кровь течёт в его венах. И я верил все эти годы, что я в безопасности.
Лана прикрыла глаза. Только теперь она поняла, как рисковала, придя сюда. Ребёнок Мэри, ставший сиротой, Виктор, ненавидящий брата, Зима примеривший на себя роль отца. Судьбы всех этих людей: Мэри, братьев Вальтманов, поляка Зимы, Агаты — невероятным образом переплелись, ставя печать на их судьбах. Делая каждого по-своему несчастными.
«А что, если бы передо мной сидел Александр? Где бы я сейчас была?» — ужаснулась своей беспечности Лана.
Она пришла просить остановить монстра. А тот оказался внуком Александра Вальтмана! Но сейчас, после всего, что она узнала, пришло чёткое осознание того, что пощады не будет. Несмотря ни на что! Этот старик ненавидел своего близнеца и по сей день, даже через годы и мёртвого. Так же он возненавидел порождённого братом сына, а следом и внука-монстра. Ей это было только на руку, так же, как и убитым детям, и их родным.
— И у вас даже мысли не возникло воспитать его, как собственного сына? — спросила она, понимая, что выбери он этот путь, и трагедий в стольких семьях можно было бы избежать. — Ведь вы могли всем рассказать свою версию событий. Мэри умерла от родов в собственном доме и...
— Нет, — перебил её Вальтман. — Я хотел вытравить всё, что было связанно с братом! Мне было плевать, что станет с ублюдком. Зима поклялся, что ни одна живая душа не узнает правду... И вот теперь эта чёртова записка.
Всё могло сложиться по-другому, если бы судьба не сыграла злую шутку. Если бы не появился Виктор, и не уничтожил всё. Виктор, которому было наплевать и на смерть чужой жены и рождение чужого ребёнка.