— Вы знаете, что всё было не так! — не выдержала она. — Убийца детей всё ещё на свободе.
— Вы не можете знать наверняка, — попытался урезонить её Новак.
— Но я знаю! Вы не были там, когда Юстас Зима говорил, что всего лишь пытался помочь этим мальчикам спастись от жестокого обращения своих родителей. Или от безразличия... Да, он похищал их, да держал на привязи, но он не убивал! Поэтому-то он и приносил цветы семьям. Поэтому принёс букет Агате. — Лана на мгновенье прикрыла глаза, вспоминая свой первый день в доме Агаты после одиннадцатилетнего отсутствия. — Когда я приехала, цветы только начали увядать, как будто простояли без воды совсем немного времени, может ночь. Он сожалел, поэтому и пришёл сам. Изменил себе, не стал дожидаться весны, как было в остальных случаях. Может, упомянул о Николасе и его смерти, от чего Агате стало плохо. Сунул букет в вазу, вызвал скорую и исчез. Понимал, что вина в смерти моего брата полностью лежит на нём, потому что спустя пару лет спас от тирана-отца маленького мальчика, который позже превратился в убийцу.
— Вы так категоричны в отношении Юстаса Зимы? Уверены, что он не убивал сам?
— О, нет! — протянула она, с ненавистью взглянув на экран телевизора. — Он убийца. На его руках кровь того священника, отца Шаха, моего дяди, возможно Агаты. И такой смерти он заслужил! Но мальчиков он не убивал. Он чувствовал вину за то, что сам приводил тех детей, и за то, что не смог вовремя остановить убийцу.
— И поэтому в списке всего семь имён убитых мальчиков, — отозвался бывший полицейский. — Томас умер в той аварии, Шах — жив. И пока Зима оставался с Шахом, он был свидетелем пяти убийств. Ваш брат стал его первой жертвой. Но в мае две тысячи первом, меньше чем через месяц после исчезновения Адама, его подобрала патрульная и их пути разошлись. Думаете, Юстас больше не виделся с Шахом?
— Нет, до тех пор, пока не появился в нашем городке. Я только не пойму, как те три снимка оказались у Зимы?
— Что, если Шах появился, чтобы шантажировать своего спасителя? — предположил Новак. — Он отдаёт Зиме три снимка, дабы напомнить ему о том, что он был соучастником тех убийств и все эти годы молчал о роли Шаха в судьбе тех детей. А когда приходит время расправиться с вашим дядей, Юстас Зима вспоминает о снимках и подбрасывает их.
— Когда он приходил ко мне, у него был ключ от дома Агаты. Я тогда решила, что он взял его у Николаса. Но что, если он получил его от Шаха, взамен, например, ключам от музея?
«Так же, как и получил место священника, — подумала Лана. — Путём шантажа».
— Возможно.
— Почему он это сделал? — глядя в окно, спросила Лана.
— Сделал что?
— Задушил моего брата, — она посмотрела в глаза бывшему полицейскому. — Ведь ему тогда было не больше десяти.
— Если быть точным, девять лет. Если всё так, как мы с вами думаем, думаю всё дело в ревности. Он не смог смириться с тем, что Зима приводил всё новых и новых детей, взамен тех, с которыми расправлялся спасённый мальчик.
— Уже ребёнком он был монстром!
— Все наши страхи родом их детства и Шах не исключение.
— Вы понимаете, что пока он на свободе никто не в безопасности? Ни вы, ни я, ни тем более дети. Ведь могут быть и новые жертвы. Он может никогда не остановиться!
— Они найдут его.
Лана снова отвернулась к окну, прикусывая губу, чтобы не бросить ему в лицо обидные слова. Ведь он так и не смог за эти тридцать лет найти похитителя её брата.
Последнее, что она услышала от Питера Новака, было:
— Спасибо вам, Лана... За всё.
Она ему не ответила. Когда дверь палаты тихо закрылась, её душили слёзы.