Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)

Убежденность в несовершенстве и несостоятельности духовной атмосферы современности, европейских демократических режимов, тоталитарного государственного устройства фашистских государств, Советской России, осознание необходимости обновления, построение прогнозов будущего, роль в этом эмиграции определяли проблематику журнала и служили для авторов «Нового града» обоснованием создания своей программы переустройства современного мира.

Демократия, ее реальное воплощение в современном мире, занимала внимание авторов журнала. Речь шла о современной демократии, отступившей, по мнению новоградцев, от принципов демократии подлинной. Журнал же с самого своего основания, как отмечала его редакция, твердо занимал «определенно демократические позиции»[95] и стремился выявить «постоянное и существенно ценное» содержание демократической идеи, меняющей в процессе развития свои исторические формы.

Рассуждения новоградцев о демократии разноплановы, не равнозначны по содержанию и часто фрагментарны. Темы демократии касались многие авторы журнала – Бердяев, Федотов, а также Степун. Последний так же резко, как и его коллеги по журналу, критиковал современную парламентскую демократию Запада. «Главный порок» этой демократии как политической системы он видел в равнодушии к вопросам миросозерцания. «Давно пора демократии, – писал Степун, – перестать защищать только хозяйственные интересы и политические права народа, давно пора думать и о защите его духовного состояния и духовного творчества. Давно пора перестать выменивать у народа Бога на хлеб, пользуясь его нуждой и темнотой. Такая защита народных интересов неизбежно должна рано или поздно привести к власти «демократов» над народом, т. е. к превращению политической демократии в скрытую идеократию “демократического толка”»[96]. Свобода как основной принцип защиты демократии, по Степуну, имеет религиозный корень, о чем забывают современные демократы.

Степун критически относится и к проявлениям демократии в России. Так, он считает, что русская публицистика от Герцена до Горького и от Леонтьева до Бердяева значительно повредила правильному пониманию духовной сущности демократии, поскольку не отделяла мещанство от демократии, несмотря на их разное происхождение. «Корни демократии – религиозные корни реформации, корни мещанства – рационалистические корни позднего просвещенства»[97].

«Политическая борьба – вещь жестокая», – утверждал Степун. Отличительной чертой политических деятелей он считал «невнимательность к отдельной человеческой душе». Политические партии интересуются каждым из своих членов, «поскольку он похож на всех остальных, а не постольку он ни на кого не похож»[98]. Общей чертой всей современной жизни он считал исчезновение личностей и замену их специалистами. «Этим ученым специалистам мы обязаны, – писал Степун, – всеми внешними усовершенствованиями нашей жизни, но и исчезновением из нее личности и всеобещающих целостных постижений, без которых мы и в научном свете двигаемся, как впотьмах. Живых глаз, которыми личность смотрит на мир, ни научными, ни даже религиозными точками зрения заменить нельзя»[99].

Особое отношение к человеку как к активной действенной силе, способной изменить мир и общественное сознание, являлось примечательной чертой Степуна как мыслителя. В этом проявлялась истинная демократическая сущность подхода к задаче обновления Мира и, прежде всего, России.

Замысел «Нового града», характеризовал Степун значение редактируемого им программного журнала, «есть замысел о новом человеке в его обращенности к государственной, политической, общественной и социальной жизни, т. е. в его отношении к ближнему, соплеменнику, к земляку, к сотруднику, к сотоварищу, ко всякому соучастнику в общем деле, но также, конечно, и к противнику, к «врагу и супостату», без которых общественной и государственной жизни мы пока еще мыслить не можем, не впадая в наивный идиллизм и преступное прекраснодушие»[100].

Степун проницательно усматривал связь различных политических направлений и участвующих в них человеческих личностей, объясняя это тем, что все политические противоречия и споры были отражением «определенного миросозерцания, верований и этических устремлений», носителем которых являлась человеческая личность. А поскольку в России мировоззренческо-интеллектуальные проблемы всегда имели преобладающее значение, то личность, ее духовный облик, характер мышления приобретали особое значение.

Закономерным был интерес Степуна к личности в российских условиях и особенно при советской власти. Успех большевизма мыслитель объяснял «не в последнюю очередь тем, что при всем своем презрении к отдельной человеческой личности, он всегда проявлял очень большую чуткость к проблеме пригодного для революции человеческого материала».