Программа

От этого вопроса у меня перехватывает дыхание, и я плотно сжимаю губы, чтобы удержаться и не заплакать. Шансов нет — Программа работает. Но у меня не хватает духу сказать ему это, и я пожимаю плечами.

- Никогда не знаешь, - говорю я , борясь с печалью от потери. - А если нет, ты всегда можешь снова познакомиться с ней, когда ее терапия закончится. Начать все сначала.

Когда Лейси будет излечена, ей позволят жить своей жизнью, без постороннего вмешательства,  по крайней мере, это то, что говорится в брошюре Программы. Но я никогда не видела, чтобы возвращенец стал жить своей прежней жизнью. Хотя бы захотел. Целые области их жизни были стерты; прошлые отношения для них ничего не значат. На самом деле, я думаю, что прошлое даже может пугать их.

Миллер презрительно усмехается при мысли об этой новой, опустошенной Лейси. Он хочет, чтобы она помнила его и то, что они создали вместе. И Миллер, и Джеймс думают, что Программа намного хуже смерти.

Лейси думала так же. Ее родители сдали ее потому, что нашли бутылочку Быстросмерти в ее комнате. Она планировала покончить с собой, а бутылочку купила у какого-то наркомана возле школы. Миллер ненавидел себя за то, что не знал. Мы с Джеймсом часто думали, убил бы он себя вместе с ней.

Когда Лейси отослали, Миллер вломился в ее комнату, потому что знал, что его сотрут из его жизни, как и всех нас. Но когда он попал туда, ее фотографий не было, как и ее одежды и личных вещей. Программа зачистила территорию. Все, что у Миллера было — блокнот, который Лейси оставила в его пикапе. Он сохранил его, надеясь, что в нем осталась ее частица.

Однажды мы сидели у реки и рассматривали записи Лейси, смеясь над ее рисунками на полях, где она рисовала учителей. Но скоро блокнот изменился. На смену задачам по математике пришли листы, исчирканные черными спиралями. Ее разум был заражен, и страницы блокнота ясно показывали, как быстро ей овладела депрессия. На это ушло всего две недели.

Я ненавижу Программу и то, что она с нами делает, но я также знаю, что не хочу умирать. Не хочу, чтобы умер кто-то из нас. Несмотря на все, в нашем школьном округе самый высокий уровень выживаемости. Так что, как бы жестоко и болезненно это ни было... думаю, Программа работает. Даже если в результате получаешь наполовину прожитую жизнь.

Возле моего окна, в побитом отцовском додже, показывается Джеймс. Он улыбается, когда видит меня, но улыбка слишком широкая, слишком нормальная. Он кивает Миллеру.

- Твой бойфренд кажется взволнованным, - бормочет Миллер, когда мы смотрим, как Джеймс паркуется. - Это плохой знак. Он никогда ни о чем не волнуется.

Я не отвечаю, потому что знаю, что это неправда. Но только я знаю об этой его стороне. Во всем остальном он - наша поддержка. Наша опора.

Миллер открывает дверь и выходит, а я еще какое-то мгновение сижу под теплым солнцем, которое светит сквозь лобовое стекло. Снаружи звени звонок, означая конец школьного дня возвращенцев, и я глотаю комок в горле.

Я открываю дверь для пассажиров и иду к Джеймсу и Миллеру, которые болтают, оглядываясь через плечо на школу, когда несколько студентов и обработчиков выходят на парковку. Самптер — школа маленькая, в ней всего двести учеников, но каждую неделю их прибавляется, так как в Программе участвуют пять школ. А так как доктора заявляют, что мозг нового возвращенца похож на швейцарский сыр, с дырами там, где должны быть воспоминания, пациентам нужен уход и после лечения, в безопасном окружении. Теперь возвращенцы остаются тут до самого выпуска, что заставляет меня сомневаться в «жизни без постороннего вмешательства», как они заявляют.

Раньше, когда терапия была только запущена, возвращенцев посылали к нормальным людям, чтобы начать сначала. Но после того, как их мозги начали отказывать, дело доходило до пускания слюней, они открыли Самптер и приписали им постоянную няньку в белом халате, с электрошоком.

Даже так, обработчики — не единственные, кого нужно бояться. Новые возвращенцы сами по себе представляют угрозу. Запутавшись, они могут непреднамеренно выдать тебя, обвинить в том, что ты им угрожаешь, сделать так, чтобы тебя отослали. Так что к ним никто не подходит.

По крайней мере, пока так и было.

Как только я подхожу к парням, Джеймс ободряюще улыбается мне. Пора. Миллер надвигает на глаза бейсбольную кепку и, отойдя в сторону, прижимает телефон к уху, притворяется, что разговаривает. У меня в груди бешено бьется сердце, а мимо меня проходят люди. Раньше я знала некоторых из них.