Что касалось декораций и сценических машин, то первые любезно предоставил нам сам Кохленстофф, который полгода назад ставил в театре оперу на похожий сюжет под названием «Царь Индии», а из последних нам понадобился лишь механизм, состоящий из вертикально установленного вала, на который при вращении наматывался канат, другим концом прикреплённый к деревянной площадке, к которой крепилась позолоченная деревянная ладья. Предварительно протестировав этот подъёмник, мы всё же с большим опасением наблюдали, как Доменика в образе Виктории воспаряет над сценой в золотой ладье. О, это было ни с чем не сравнимое зрелище!
Как прошла постановка — я не могу сказать, ибо от волнения не мог думать ни о чём, кроме своей партии, боясь облажаться или забыть текст и мелодию. Но, к счастью, всё прошло довольно гладко, за исключением того, что в финальной сцене, когда богиня Виктория выплывает на колеснице и надевает золотой венок на победителя — Александра Македонского, подъёмник заклинило, и ладья так и осталась в подвешенном состоянии, а Доменике пришлось петь арию на высоте нескольких метров над сценой. Тем не менее, она не испугалась и блестяще справилась с задачей, вызвав в конце арии бурные овации.
Когда опера закончилась, в связи с отсутствием занавеса в театрах эпохи барокко, мы просто выкатили на сцену высокую деревянную стену-декорацию, а затем накидали на пол матрасы и подушки, чтобы Доменика могла благополучно на них приземлиться. Правда, она очень долго не могла на это решиться и, только когда убедилась, что на сцене нет никого, кроме нас со Стефано, плотно прижимая юбку к бёдрам, прыгнула вниз.
На следующий день после оперного триумфа князь Гольдберг пригласил нас всех в свою местную резиденцию на торжественный обед. К сожалению, Паолину мы с собой взять не смогли, вновь оставив бедную девушку в гостинице, и сердобольный Стефано вызвался остаться с ней.
За столом глубокоуважаемые князья делились воспоминаниями об участии в Северной войне, о чём я узнал со слов Герберта, любезно выступившего в роли переводчика с немецкого на русский. Оказалось, что Пётр Иванович и Иоганн Кристиан именно тогда стали лучшими друзьями, когда последний с большим риском для себя спас жизнь первому. С тех пор их связывали крепкие дружеские отношения, ещё более укрепившиеся помолвкой младшего сына Гольдберга с младшей дочерью Фосфорина.
Описать праздничный стол я хотел бы цитатой Малыша: «Увы, торта нет, но, если хочешь, есть колбаса жареная». Иными словами, мне на этом банкете ничего не светило, поэтому я молча сидел и грыз сухарик. Правда, я немного утешился, когда на десерт подали имбирные пряники с сахарной глазурью, а также какие-то восхитительные сладости, название которых я не только не смог запомнить, но даже выговорить. Что касается крепких напитков, то дамы и юный Герберт пили Шпетбургундер (Spätburgunder) — красное немецкое вино, а Пётр Иванович и Иоганн Кристиан предпочли разделить на двоих бутылку вишнёвой водки (Kirschwasser). Правда, мне они тоже налили стопку, но только одну, сочтя это достаточным для тщедушного сопраниста.
После десерта нас вновь попросили спеть, а Пётр Иванович любезно согласился аккомпанировать. Мы с Доменикой исполнили дуэт Аполлона и Гиацинта, который она написала для одноимённой оперы маэстро Альджебри как вставной номер, отлично справившись с задачей, несмотря на кривой аккомпанемент князя Фосфорина.
После банкета все переместились в гостиную. Достопочтенные князья закурили трубки из вишнёвого дерева и параллельно что-то обсуждали по-немецки; княгиня и Доменика мило общались на итальянском: как позже сообщила мне возлюбленная, её светлость была флорентийкой благородного происхождения. Герберт пригласил меня в свою комнату, где похвастался своей оловянной армией, и мы даже устроили с ним грандиозную баталию, что оказалось намного увлекательнее, чем исторические видеоигры. Потом, правда, за мной пришла Доменика, сообщив, что пора домой, и мне пришлось вывесить белый флаг. На прощание Клара-Августа-Луиза фон Гольдберг подарила Доменике изящную фарфоровую шкатулку для запонок, мне же князь Герберт подарил фарфоровую табакерку, на которую я любовался всю дорогу, пока нечаянно не разбил.
Вернувшись поздно вечером в гостиницу, мы обнаружили, что Стефано в номере нет. Обыскав всё здание и опросив собравшихся в столовой немногочисленных постояльцев, мы так ничего путного и не услышали. Правда, потом сын владельца, любопытный десятилетний парень, сообщил, что видел как «высокий дядя» вышел из гостиницы и направился в сторону Эльбы. Нет! Ну неужели опять топиться вздумал?!