Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Ночь медленно и мягко окутывает нас сладким туманом. Не говоря ни слова, я отпускаю возлюбленную из объятий и подхожу к ней сзади, чтобы расшнуровать платье. При тусклом рыжем свете ткань на нём отливает золотом, а завитые локоны, выпадающие из высокой причёски — сверкают медью. Какие-то несколько минут, и серебряный поток тяжёлой ткани падает к ногам моей возлюбленной и вскоре перемещается на бархатный диван. Туда же отправляется и жёсткий эллипсоидный кринолин, и плотный корсет, и все пять или шесть плотных нижних юбок — всё-таки, почти зима на дворе. Моя Доменика, моя римская Минерва остаётся в одной полупрозрачной сорочке без рукавов и поворачивается ко мне лицом, без слов намекая, что теперь моя очередь. Сбросив белоснежный кафтан на ближайшее кресло, я с широкой улыбкой раскидываю руки — держи, вот он я, твой, только твой. Нежные, тонкие пальчики медленно расстёгивают блестящие пуговицы. Камзол, рубашка, панталоны, чулки — всё летит белой стаей на кресло, и я предстаю пред возлюбленной полностью обнажённым. Остаётся последний штрих — её сорочка, которая тоже вскоре оказывается на диване.

Расстояние между нами стремится к нулю. Усилием воли я делаю шаг назад. А затем — резко обняв за талию, подхватываю желанную супругу на руки, дабы самому медленно и аккуратно опустить её в тёплую воду с лепестками роз. На этот раз Доменика не машет руками и не вырывается, но лишь в ответ обвивает мою тонкую шею. Погрузившись в ванну, Доменика с наслаждением и улыбкой закрывает глаза, а я смотрю на неё, и мою душу переполняет такая любовь и нежность, что, кажется, сейчас растаю, как сосулька на солнце.

 — А ты? — мягкий голос Доменики вновь возвращает меня с небес на землю.

 — Что — я? — переспрашиваю я, словно спросонья.

 — Иди ко мне, любимый, — ещё более мягко и бархатно она приглашает меня. — Я так ждала тебя. Ждала всю жизнь.

Не говоря ни слова, осторожно, чтобы не поднять брызг, забираюсь в наш «маленький кораблик». Доменика сидит в воде, целомудренно сжав колени и, прислонившись к бортику, жадно разглядывает под водой моё ущербное тело. Её щёки горят, и взгляд переполнен желанием — стать моей, отдаться мне полностью, такому, какой есть и так, как получится. Это её выбор. Лепестки розовых и алых роз облепили ей грудь и плечи. Подобравшись к ней поближе, я становлюсь на колени и осторожно провожу рукой по бархатным ключицам, спускаясь чуть дальше — в самую чувственную ямочку.

Стою перед ней на коленях, по пояс в воде, она сидит напротив. Аккуратным движением развожу ей колени, чтобы соединиться с нею полностью. Она не сопротивляется, лишь немного краснеет, опуская глаза и являя моему взору скрытую под водой желанную пушистую область тёмно-медного цвета. Я обнимаю Доменику за талию и прижимаю к себе. Словно кусочки мозаики, изгибы, выступы и впадины наших тел находят друг друга и гармонично соединяются в цельную картину. Чувствую, как моё мальчишеское достоинство соприкасается под водой с почти раскалённым — по моим ощущениям — участком женской плоти. Я знаю, что не могу войти, но сделаю всё, чтобы компенсировать этот недостаток. Обхватываю её за бёдра и немного приподнимаю над деревянной поверхностью, чтобы создать тот угол, под которым наши тела будут максимально близки.

Под прозрачным покрывалом воды я чувствую долгожданное тепло мягкого женского тела, приближаюсь к ней и прижимаюсь всей своей поверхностью, словно пытаясь слиться с нею в одно целое. Дыхание Доменики становится ещё более прерывистым, она обнимает меня за плечи и прижимает ещё сильнее, ещё ближе, так, что я чувствую, как твердеют и крепнут её девичьи тёмно-розовые соски и как сморщиваются области вокруг них. Ощущение невозможно подделать, и я это вижу.

 — Te amo… voglio… mio dolce bambino… — шепчет Доменика на своём родном языке, в то время как я покрываю поцелуями её тонкую изящную шею.

 — Я люблю тебя, душа моя, сокровище моё, — тихо отвечаю я по-русски, обнимая и лаская шёлковую поверхность обнажённых плеч.

— Je t’aime, ma lumière, — с придыханием шепчет она по-французски, проводя рукой прерывистую линию по моему совершенно безволосому животу, по костлявым мальчишеским бёдрам.

 — I love you, my only desire, — шепчу в ответ по-английски, судорожно оставляя на её шее и груди тёмно-розовые следы своей страсти — не могу сдержаться, меня тянет к ней магнитом.

 — Σ ‘αγαπώ, τη ζωή μου*, — отвечает она на греческом, подаваясь мне навстречу и подставляя под поцелуи свою изящную грудь.

Несколько медленных движений по касательной, и я чувствую, как сила трения стремится к нулю, а мой невозбуждённый орган плавно идёт по скользкой поверхности.

 — Console.WriteLine(I.Love(you)), — воодушевлённо и страстно отвечаю я уже на «си-шарп», по очереди охватывая горячими губами твёрдые, выступающие соски и проводя языком концентрические линии вокруг них.

 — Te quiero, cariño, — испанский, как без него — язык абсолютной страсти! При этих словах она сжимает мою руку… Её дыхание становится ещё более прерывистым.