Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Да уж. Доменика была права. Пётр Иванович, при своей грубой и отталкивающей внешности, казался просто эталоном изящества и утончённости по сравнению со своими старшими сыновьями. Хороший актёр, ничего не скажешь — умел, когда надо, изобразить галантного кавалера. Да и к тому же он всегда гладко брил нижнюю часть лица, а эти товарищи брились через раз, отращивая щетину, как у бомжей. Спасибо, что хоть в баню исправно ходили, правда с обильными возлияниями — в обоих смыслах. Но больше всего нас с Доменикой беспокоил и огорчал их моральный облик: из интересов только пьянки, девки и карты, редко — шахматы, и то все партии за них играл я, а они только фигуры переставляли. Думать — лень, работать — тоже, напрасно Пётр Иванович пытался приучить их к столярному делу и строительству, им это было не нужно. В церковь почти не ходили, а если и приходили, то к концу литургии и картинно зевали. А в середине поста вообще случился инцидент: братья съездили на охоту, настреляли каких-то мелких птиц, а затем на заднем дворе разожгли костёр и собирались поджарить. Но вездесущий Пётр Иванович их застукал, отвесил подзатыльники, а убитых птичек скормил своим многочисленным кошкам — то-то хвостатые пировали!

К слову, за эти несколько месяцев в кошачьем полку заметно прибыло: у трёх кошек из Моськиного гарема родилось пятнадцать котят — по пятеро у каждой. Причём, одной из них, серой и голубоглазой Коко — почему-то кошкам здесь давали уменьшительно-ласкательные французские имена — взбрело в голову рожать в кабинете Петра Ивановича, так что ему пришлось бросить свои финансовые бумаги и оказать помощь этой пушистой хулиганке. В итоге всё прошло успешно, а Пётр Иванович двух самых красивых котят подарил сестре и зятю, которые были без ума от кошек.

Видя, что Данила и Гаврила приняли меня в свою компанию, я поставил цель как-то на них повлиять, хотя задача сделать это ненавязчиво и без занудства была невероятно сложной. Но даже самую трудную задачу можно решить, если правильно составить алгоритм. Начал я с того, что постепенно пересадил их с карт на шахматы: игра всё же интеллектуальная, а кайф и азарт не меньший. А вскоре мы уже втроём решали нехитрые шахматные задачки, которые нам подкидывал наш великий генератор идей — Стефано. В общем, за какие-то полмесяца мне удалось заставить двигаться их шестерёнки. В плане духовного развития я пока что мало чем мог помочь, но всё же я смог уговорить их составить мне компанию на клиросе.

Надо сказать, голоса у ребят были отличные: у Данилы — мягкий бархатный баритон, а у Гаврилы — звонкий драматический тенор. Ну и я за компанию со своим выносящим мозг сопрано. «Эх, Сашка, хорошо поёшь, словно ангел небесный, — вздыхал Гаврила. — Жаль, скоро поломается голос, и станешь как мы — реветь медведем!» Бедолаги. Не поняли, с кем связались. Но ничего, запланированную инсценировку лишения меня и так уже почивших с миром причиндалов пока никто не отменял. Главное теперь сыграть это по Станиславскому, тем более, что опыт у меня уже был: сначала мнимый скандал в доме Кассини, затем — мнимый обморок во дворце герцога, теперь вот — мнимая операция по сохранению голоса. Вот только как я им буду в бане объяснять, почему шов так быстро затянулся?

Пока что воспитательная работа шла полным ходом и давала хорошие результаты. Но настоящий рывок в ней был совершён, когда Стефано перед всенощным бдением притащил на клирос Марка Николаича, вручив ему ноты и церковно-славянский текст, который Стефано написал транслитом, латинскими буквами, поскольку тот ещё очень плохо понимал по-русски, и мы втроём исполнили проникновенное византийское песнопение. После этого братья были повергнуты в шок, и на следующее утро не просто явились вовремя к литургии вместе со своими супругами, но даже исповедались и причастились. Видимо, высокие и мощные голоса «виртуозов» пробудили в них совесть.

К середине декабря церковный хор был полностью переформирован: мальчишки —

дисканты и альты — постепенно покидали хор в связи с мутацией голоса, их место заняли я, Марио и Стефано. Чего только в жизни не бывает, даже итальянские «виртуозы», поющие в маленькой церкви в глухом и дремучем российском поместье! В басовой и теноровой партии теперь появились новые солисты — Данила и Гаврила, а вскоре весь состав мужского хора перестал быть чисто церковным, ребята собирались в музыкальном зале и пели различные канты и народные песни, а иногда кто-нибудь из них даже приходил на музыкальные занятия к Доменике, с уважением обращаясь к ней «маэстро Мария Александровна». Доменика была невероятно рада такому повороту событий, объясняя случившееся тем, что её горячие молитвы к Пресвятой Деве Марии были услышаны.

В общем, одна проблема почти решена, но сразу же навалилась другая. Примерно в середине декабря ко мне с вопросами пристал Стефано. Наверное, сопранист-математик задал бы их сразу после нашей с Доменикой первой ночи, но с учётом последних событий, включавших шахматный турнир и его собственную свадьбу, этот разговор был перенесён на более благоприятное время.