Прогулка за Рубикон. Часть 3

Продолжительный зевок прямо в телефонную трубку.

– Я разбудил тебя?

– Откуда ты говоришь?

– Из Адена. Как у вас дела?

– Хорошо.

– Как мама?

– Скучает.

– Попроси маму к телефону.

– А ее здесь нет. Она у соседки.

Вдруг она закричала так пронзительно, что у меня зазвенело в ушах: «Мам! Мам! Папа звонит».

– Не кричи в трубку!

– Ма-ам!

Брошенная трубка громыхнула о стол.

Я посмотрел на фотографию своего подмосковного дома, выпавшую из записной книжки. Бестолковое и недостроенное двухэтажное сооружение из кирпича, покрытое гофрированным железом. Перед фасадом торчит большая сосна, которую Марсо не захотела рубить. При сильном ветре она будет стучаться о дом.

Я слышал, как приближается голос Марсо, и сделал глубокий вдох в ожидании предстоящей экзекуции.

– Спасибо, что позвонил. Ты где?

– В Адене. Здесь жарко и тоскливо.

– Где, где?

– Помнишь, десять лет назад мне предлагали работу в Йемене.

– Ты не мог забраться от меня еще куда-нибудь подальше? Кто тебя надоумил?

– Боря.

– Йемен-твою-мать! Все что я могу сказать.

– Ты даже не представляешь, что это за место. Ни деревьев, ни земли. Это кратер потухшего вулкана, заполненный морским песком. Лава и песок. Стены кальдеры не пропускают ветер, и люди чувствуют себя, как на жаровне.

– Повторить про йеменскую маму?

– Послушай, дорогая, мне надо заработать немного денег, чтобы мы могли вылезти из долгов.

– Здесь в Москве люди делают деньги, какие тебе и не снились.

Я крепче прижал к уху телефонную трубку и стиснул зубы.

– Чтобы делать деньги, одного лишь ума мало.

– Я тут встретила Колю. Он занялся продажей страховых полисов одной австрийской фирмы…

– Кончай мне тыкать «что-то, где-то»! – я вспомнил высказывание Бальмонта и почти прокричал в трубку: – Деньги зарабатывать нетрудно. Трудно их зарабатывать, делая то, что тебе нравится и чему стоит посвятить жизнь.

– Выбор за тобой.

Я вылез из ботинок и сунул ноги в кроссовки. Трубка, прижатая плечом к уху, соскользнула и грохнулась на пол.

– Что случилось? – голос Марсо затерялся под моими ногами.

– Ничего не случилось, – я поднял трубку и снова прижал ее плечом к уху. – Неужели ты думаешь, что я прямо сейчас поползу в Москву по телефонной линии. Телепортироваться и то легче.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Что все! Опять ты за свое. О боже! Я не яппи и никогда им не стану. Ты это прекрасно знаешь. Я не буду сличать активы и пассивы, которые принадлежат не мне, а какому-нибудь сукиному сыну? Не буду, и все! Преподавать экономику за копейки? Тоже не буду! Здесь в Йемене я сам себе хозяин. Да, да, спасибо Боре. Он тоже сукин сын. Согласен! Но свой сукин сын. Нет, он меня не купил. У нас договорные отношения. Я свободный художник. Над всеми есть кто-нибудь более сильный. Вопрос в том, на какую степень зависимости согласиться. Да, да, да! Я очень благодарен тебе за переезд в Москву. Сам я бы никогда на это не решился. Я понимаю, как ты устала. Никто твоих заслуг не умаляет. Сколько можно говорить об одном и том же. Согласен, не каждая женщина смогла бы так успешно справиться со всем этим, а ты смогла.

На мой двухминутный спич Марсо ответила пятиминутной истерикой. У меня заболела голова.

– Хорошо, – я еле сдержал раздражение. – Ты, как всегда, во всем права… Но сейчас тебе придется подождать. Все, все, дорогая, запиши мой телефон. – На той стороне опять раздались всхлипы. – Спокойной ночи!

Я встал с кресла, выключил свет и снова подошел к окну. Вдоль портовых сооружений протянулась ярко-желтая линия огней, обозначающих край моей Ойкумены.

Все бабы дуры, но не потому что дуры, а потому что бабы. Марсо права в одном – я пускаю дело на самотек и откупаюсь от нее деньгами. А что мне еще остается?

Я позвонил Косте.

– И что ты забыл в Йемене? – обиделся он. – Можно поменять реальность, но поскольку она многовариантна, есть опасность опять промахнуться. Вспомни Рембо.

Сделав шаг назад, я упал на кровать и вытянулся на ней во весь рост. В окно влетел шум океана.

– Я – не Рембо. Постараюсь тут не задерживаться.

В этот момент в коридоре послышалось бряканье цепей и скрип колес. Ничего себе.

Я спустил ноги с кровати, нашарил кроссовки и вышел в коридор. Там было темно и пусто. Откуда-то доносилось постукивание бильярдных шаров. Я рассеянно уставился на дверь в конце коридора, ведущую, видимо, на черную лестницу.

Да, привозить сюда Марсо и дочь – полное безумие.

Я вернулся в номер, снял трубку телефона, все еще влажную от недавнего разговора, и еще раз позвонил в офис. Но никто не ответил.

В дверь постучали, и старческий голос промямлил: «Ужин, сэр».

«Да-да, сейчас иду».

Я перекатился по кровати к шкафу и переоделся. Серые брюки, белая рубашка. Сойдет. Коридор был покрыт ковром с густым ворсом, и я несколько раз о него споткнулся.

Столовая располагалась этажом ниже. Высокие потолки, вереница столов. Внешнюю стену опоясывала терраса, там тоже были расставлены столики. Окна выходили на тихую улицу, за которой виднелось море.

В дальнем углу симпатичная пианистка тарабанила на рояле мазурку. За ней на стене висел большой портрет Артюра Рембо.

Все постояльцы сидели за большим круглым столом.