Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

Моя "любовь", повторяю, "загорелась" в первых числах августа. Выше упоминал о том, что граждане города, те, кто не собирался с начала войны куда-то бежать от наступающего врага, самым беспардонным и нахальным образом спокойно спали ещё полных два месяца до прихода врагов в город… Мало того, они продолжали пользоваться услугами "городского транспорта на электрической тяге": трамваем. Батюшка, как поминал выше, трудился вагоновожатым. С началом военных действий иногда приходил к отцу на "производство" и он ставил меня рядом в кабине. Катал по городу. Мы "работали". Работал отец, а я получал удовольствие от езды в кабине. И вся разница. Было неописуемым удовольствием смотреть, как отец манипулировал ручками управления столь сложного и прекрасного устройства, как трамвай:

— Смотри на дорогу! — говорил отец. Учил главному в жизни: смотреть на дорогу. Смотреть-то — смотрел, но что видел?

На те времена работа городского транспорта прекращалась до захода солнца. Раннее прекращение движения общественного транспорта объяснялось военным положением: "искрение токосъёмника демаскирует…" — что-то было мышиное в таких страхах, но они объяснялись просто: не увидят вражеские авиаторы сверху искрения трамвайного токосъёмника — глядишь, и минуют их бомбы! Вся надежда на спасение возлагалась на неприметность. А зачем это? У штурмана вражеского летательного аппарата имеется карта с полётным заданием на бомбардировку объектов, и если он получал приказ командиров разнести в пух и прах железнодорожный узел в "стране советов", то, как он может отклоняться от курса и сбрасывать груз на отдельно движущийся искрящий токосъёмником трамвай? Немецкий ас и нарушение приказа!? Как можно!? Да и как разглядеть "с высоты птичьЯго полёта" искрящий токосъёмник трамвая? Какое зрение нужно иметь вражескому пилоту, чтобы углядеть искрящий токосъёмник трамвая? Но кто тогда знал о таких тонкостях? О них нужно было думать, но у большей части граждан города вражеские авианалёты полностью отбили способность соображать. О каких "искрящих трамвайных токоприёмниках" речь вести!? Страх задавил всё. Очень часто страх был не собственный, а со стороны "руководящих товарищей". Таким страхам есть другое название: "приказные". Дали тебе указание "бояться" — будь любезен выполнять указание и трястись до потери человеческого образа. Любой "партейный" балбес был твёрдо уверен, что "спасение города от бомбёжек кроется в не искрящих трамвайных токоприёмниках"! И кто бы посмел ему возразить!? А пулю за "пособничество врагам" не хочешь!? Усомниться слегка в словах и без ухмылки — пожалуйста, но явно выражать сомнения никто не решался. Все стали очень знающими людьми, а те "умники", кои не верили, что вражеский лётчик способен увидеть с высоты искрящий токоприёмник трамвая, все и враз куда-то подевались. Каждый, кто остался тогда в городе, доподлинно знал, как нужно вести войну, но об этом помалкивал по нашей извечной привычке молчать. Многим хотелось посмотреть на течение дальнейших событий.

Как-то в один из вечеров отец загонял вагон в парк. Я был с ним. Время вечерним назвать было нельзя, солнце висело ещё высоко, но вагон уже был пуст. "Граждане пассажиры" нутром чуяли, что приближается такое время суток, когда желательно быть "под крышей дома своего". Война продолжается, война настоящая, а не какое-то там "недоразумение на границе" и все неприятности, что она несёт с собой — подлинные, настоящие! Издавна считается у нас, что если вокруг назревают неприятные события, то их следует переждать дома. "В своём углу", каким бы убогим угол не был.

И когда вагон был поставлен на место, когда слух полностью очистился от шума работы трамвайных двигателей — со стороны заходящего солнца я услышал низкий гул. Первый, услышанный мною гул работающих авиационных моторов. То, что к нам приближалось, было невидимым и гудело с какими-то падениями и подъёмами в звучании. Такого термина, как "модуляция", я тогда не знал.

На пятую, или четвёртую встречу с гудящими устройствами все жители города знали, что от такого прерывистого гула в небе им хорошего ждать нечего, прерывистый гул моторов со стороны заходящего солнца ничего хорошего не сулит слушателям: бомбовая нагрузка машин "Люфтваффе" полная и будет "концерт"!

Первый налёт вражеской авиации, повторяю, начался в момент, когда отец загонял вагон в "стойло". Отцов вагон поворачивал в ворота парка. В небе гудели самолёты, но гул никак не отражался на действиях отца: спокойно, без спешки он ставил вагон на место. После того, как вагон был поставлен и опущена "дуга", он зашёл к женщине в стеклянной будке и что-то ей сказал.