Происхождение фашизма

Особенности индивидуально-психологического склада Муссолини представляют отнюдь не самодовлеющий интерес. Они помогают понять, почему он был так открыт для восприятия самых разнообразных экстремистских тенденций эпохи. Кроме Штирнера и Ницше, глубокое влияние оказали на него Бергсон и Сорель. Их понятийный аппарат и даже фразеология узнаются в статьях «социалиста» Муссолини. Когда журнал германских социал-демократов упрекнул Муссолини в бергсонианстве, он отвечал, что не находит «прямой несовместимости между Бергсоном и социализмом»^{178}. Бергсонианская апология интуиции, конечно же, не могла не импонировать авантюристическим наклонностям Муссолини. Из синдикалистских концепций Сореля Муссолини быстро извлек их экстремистское ядро, прежде всего идею «прямого действия», не обращая внимания на остальное. Восторженный отклик у Муссолини нашел сорелианский гимн насилию. Он переводит несколько абстрактные положения Сореля на живой, конкретный уровень: «Мое представление о насилии простое, может быть, наивное, примитивное, если хотите, традиционное. Для меня насилие — это явление физическое, материальное, мускульное». В духе Сореля, которого он называл «нашим учителем», Муссолини предлагает «оздоровить» социализм: «Если социализм не желает умереть, он должен набраться смелости быть варварским». Особенно привлекала его сорелианская концепция «мифов». Если марксисты стремились донести свои идеи до сознания масс, раскрывая их рациональное содержание, то Муссолини надеялся повлиять на инстинкты и эмоции толпы с помощью мифологизированных идей. Для триумфа великих идей, утверждал он вслед за своим мэтром, нужно, чтобы «они воздействовали на душу толпы, как мифы»^{179}. Не случайно Муссолини высоко ценил и неоднократно перечитывал пронизанную презрением к массам книгу Г. Лебона «Психология толпы». «Масса любит сильных людей. Масса — женщина», — говорил Муссолини, уже будучи диктатором.

Для подвизавшегося в социалистической прессе Муссолини гораздо ближе по духу и стилю были такие журналы, как «Леонардо», «Воче», издания футуристов. Вокруг «Леонардо» и «Воче» группировались молодые литераторы, претендовавшие на роль интеллектуальной элиты. Главными фигурами среди них были Д. Преццолини и Д. Панини^{180}. Журналы знакомили итальянцев с зарубежной литературой, эстетикой и философской мыслью. Кстати, именно из них, а не из первоисточников почерпнул Муссолини представления о модных зарубежных философских учениях, в частности о прагматизме. Уже к началу Ливийской войны группы «Леонардо» и «Воче» обретают ярко выраженный националистический облик. По словам Э. Гарэна, люди из этого круга превратились «в мистиков насилия, мистиков расы, мистиков войны, теоретиков ненависти, адвокатов войны»^{181}. «Каждый, кто желает узнать самые новые духовные явления и самые глубины современной итальянской культуры, каждый, кто желает в меру своих сил содействовать обновлению итальянской души и подготовить подлинную третью Италию, должен читать «Воче»», — писал Муссолини. Его мировоззрению было созвучно и футуристское прославление машинизма, силы, воплощенной в образе «мускулистого гиганта», сокрушающего своих врагов. Даже фразеология Муссолини насыщена свойственными футуристам стилевыми оборотами. Постоянные разглагольствования о мускулах, о физической силе были призваны создать вокруг Муссолини ореол молодости, свежести, силы.

В формировании Муссолини-политика существенную роль сыграли и идеи В. Парето. С ним он познакомился довольно рано, будучи в Швейцарии. Муссолини быстро усвоил учение Парето о «циркуляции элит». Уже будучи лидером фашистского движения, он обосновывал свои притязания ссылкой на Парето: «Если правящий класс умирает, необходимо, чтобы… поднялись новые социальные элиты и заменили его»^{182}. Муссолини явно чувствовал себя паретианским львом, которому предназначено сменить запутавшихся и обессилевших лисиц. Тем более и родился он в день Льва (29 июля). Это царственное животное он считал символом своей личности. Став диктатором, Муссолини держал во дворце на виа Рассела клетку с доставленным из зоопарка львенком. Когда тот вырос, его заменили молодой львицей. Один из слуг диктатора был свидетелем такой сцены. Появившись в дворце Киджи после визита в львиную клетку, Муссолини понюхал свои руки и воскликнул: «Запах льва!»^{183}. В этой сцене весь Муссолини с его самолюбованием, позерством, дешевой претенциозностью.