Происхождение христианства из гностицизма

Если признать принципиальную правильность защищае­мой здесь точки зрения, то тем самым решается одна из труд­нейших загадок, поставленных перед исследователями новым заветом, а именно противоположность между характером апостола, каким он представляется в его посланиях, и лич­ностью Павла, изображенной в Деяниях апостольских.

Ведь общепризнано, что в «Деяниях апостольских» Па­вел совсем иной, чем в Посланиях. Правда, в начале «Дея­ний апостольских» Павел выказывает себя фанатиком закона и беспощадным преследователем сторонников Христа, мечет против них гром и молнии и злорадствует по поводу смерти Стефана. Но с момента своего обращения он обнаруживает такую кротость, покорность, терпимость и уступчивость, почти граничащую с малодушием, что мы совершенно не узнаем прежнего Павла. Он, резкий и гордый человек, с го­товностью подчиняется решениям остальных членов об­щины. Тимофея, сына уверовавшей иудейки и отца-грека, он велит обрезать ради иудеев. Мало того, во время своего последнего посещения Иерусалима он принимает даже лич­ное участие в иудейском жертвенном культе, подвергает себя, по утилитарным соображениям, торжественному очищению и, дабы опровергнуть слух, будто он проповедует против за­кона и храма, демонстративно ведет себя на глазах у народа как послушный закону иудей (Деян. 16, 1 — 3; 18, 21 — 24, 26). Б Деян. 24, 14 он признается правителю Феликсу в том, что по учению своей секты он служит богу отцов своих и верует всему написанному в законе и пророках. В Деян. 28, 17 он пытается привлечь на свою сторону иудеев Рима, торже­ственно уверяя их, что он не сделал ничего оскорбительного для народа и его исконных обычаев. Между тем в своих по­сланиях тот же Павел учит, что Христос — конец закона, не­однократно указывает на то, что человек оправдывается не делами закона, а исключительно верою, и пишет послания к римлянам, чтобы доказать, что иудейский закон не только неисполним, но даже служит препятствием к искуплению! «Судя по посланиям, мы имеем перед собой человека, кото­рый всецело охвачен мыслию, что только вера может при­мирить человека с богом, что закон ведет к греху и озлобле­нию и существует только для того, чтобы делать людей еще более несчастными и более нуждающимися в искуплении. В «Деяниях апостольских» мы видим другого Павла, обре­зающего взрослых мужчин, шествующего с локонами назарея и в храме приносящего в жертву козлов и овец».

Однако, и слова Гаусрата справедливы лишь отча­сти, ибо, как мы видели, к враждебной закону точке зре­ния, коренящейся в эллинистической мистике и опирающейся на полнейшее отрицание закона, примешивается вторая, со­вершенно противоположная ей точка зрения, проникнутая иудейско-юридической теорией оправдания и примирения, и предполагающая, что моисеев закон имеет силу, при чем центр тяжести мессианской искупительной смерти она усматривает в том, что лишь Иисус своей собственной невин­ной жертвенной смертью и своим вытекающим отсюда при­мером угодного богу поведения сделал возможным исполне­ние закона. На родившихся в иудействе она распростра­няет действие иудейского закона в полном объеме, хотя и в несколько смягченной форме, и только для рожденных в язычестве она ограничивает соблюдение закона рамками нравственного закона. Однако, такой неопределенный и не­решительный подход совершенно не вяжется с поведением Павла, обрисованном в «Деяниях апостольских». Отсюда следует, что учение, которое, по мнению автора Деяний, апо­стол проповедовал своим слушателям, едва ли сколько-нибудь отличалось от иудейско-юридического толкования Павлова миросозерцания.