Происхождение христианства из гностицизма

При этом Иисус творит у него чудеса не столько из со­страдания и милосердия к людям, сколько ради своей чести и чести своего отца, с целью явить свое величие (!). Так, после того, как его друг Лазарь умер и четыре дня пролежал в гробу истлевая, он радуется тому, что он не присутство­вал при кончине Лазаря: вымолвив несколько слов, Иисус воскресил Лазаря из мертвых только для того, чтобы оче­видцы этого чуда уверовали в Христа (11, 15 и сл.)! И видя чудеса, которые творил Иисус, массы действительно уверо­вали в него (2, 23). Да и сам Иоанн откровенно признается, что евангелие «написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, сын божий, и веря имели жизнь во имя его» (20, 31). Понятие «сын божий» является, как это разъяснил Веттер, господствующим представлением Иоаннова евангелия. Та­кова причина, в силу которой евангелист считает себя вынуж­денным окружить ореолом необычайного величия чудеса Иисуса, между тем как совершение таких же чудес приписы­валось Моисею, Илье, Елисею, языческим богам, напр. Аскле­пию, выдающимся раввинам и обыкновенным волшебни­кам. Синоптических чудес Иоанну недостаточно. Он при­способляет их для своих целей и так расписывает их, что, по-видимому, сам не верит в них, чего все-таки нельзя с уве­ренностью сказать о других синоптиках. Вообще едва ли автор евангелия Иоанна считал себя повествователем реальных событий, так как тенденциозность его изложения слишком очевидна. По-видимому, он сам отдавал себе отчет в том, что он не передает подлинных фактов, а измышляет неслыханное. Ведь те дела, которые он заставляет совер­шать Иисуса, те условия, в которые он его ставит, предста­вляют собой столь определенные притчи и надуманные алле­гории в духе александрийского умозрения, что неоднократно повторяемое им указание на достоверность и фактическую (историческую) истинность его рассказов производит более чем странное впечатление (ср. особ. 21, 24). Принцип мес­сианской тайны, выдвинутый Марком, распространен у Иоанна на всю жизнь Иисуса: все у него основано на прит­чах, аллегориях, таинственных явлениях, смысл которых ясен только для посвященных; и лишь тот, кто через обо­лочку исторического повествования способен проникнуть в его духовное ядро, в состоянии правильно понять природу Иисуса. Неудивительно, поэтому, что евангелие Иоанна из­давна служило оплотом мистических сект, мечтательного аллегоризма и путанного глубокомыслия и что в этом отно­шении с ним может сравниться разве только так. наз. Откро­вение Иоанна. Евангелист трактует сообщаемые им синопти­ками события с деспотическим произволом, видоизменяет их по своему усмотрению самым легкомысленным образом и при этом так мало заботится о времени, месте и внутренней истинности излагаемого, что не останавливается даже перед самыми очевидными противоречиями и странностями.

Какие произвольные изменения вносит он уже в геогра­фические данные биографии Иисуса! В то время как у синоп­тиков Иисус прежде всего появляется в Галилее и отправ­ляется в Иерусалим только в конце своей жизни, чтобы по­гибнуть там в борьбе против защитников закона, Иоаннов Иисус останавливается в Галилее только случайно и почти все время пребывает в Иерусалиме. Здесь имело решающее значение не какое-либо историческое предание, а «Премуд­рость», которая у Иисуса сына Сирахова говорит следую­щее: «Я служила перед ним (богом) в святой скинии и так утвердилась в Сионе. Он дал мне также покой в возлюбленном городе, и в Иерусалиме власть моя» (24, 11 и сл.). В связи с этим более привилегированным местом действий Иисус вра­щается у Иоанна и в более знатном обществе. Бедные ры­баки, пользующиеся дурной славой мытари, сомнительного поведения женщины, бесноватые, страдающие отвратитель­ными болезнями уступили место в высшей степени почтенной компании: начальник Никодим, богач Иосиф из Аримафеи, даже родственник первосвященника входят в число учени­ков Иисуса (18, 15). О книжниках у Иоанна ничего не гово­рится. Закон нигде не служит предметом разъяснений. Во­просы непосредственной практики и общинного распорядка лежат за пределами кругозора Иоаннова христа. Его благовествование обращено не только к иудеям, как у Марка и Матфея, но ко всему миру. И не привязанность иудеев к букве Моисеева закона, а их неверие, косность и неуступ­чивость в отношении воплощенного в христе спасительного принципа образуют тот темный фон, на котором еще ярче выступает лучезарный образ божественного спасителя. Более того, отрицательное отношение евангелистов к про­тивникам Иисуса превращается у Иоанна в такую фанатиче­скую ненависть против иудеев, что последняя может быть приурочена только к той эпохе, когда отделение христиан от иудеев приняло уже окончательную форму, и те и другие сделались непримиримыми врагами.