Происхождение христианства из гностицизма

Еще менее может служить доказательством христианского происхождения Откровения его «первично-христианское эсхатологическое настроение», так как это настроение, как мы видели, господствовало в широких кругах иудейства уже задолго до того времени, к которому относят якобы исто­рическое существование Иисуса, и именно создавало почву для таких картин будущего, как Откровение Иоанна. Поэтому нет и тени основания к тому, чтобы вместе с такими авто­рами, как Dieterich, Bousset, J. Weiss и Boll представлять себе творца видения преследуемой жены непре­менно христианином, а не иудеем, и называть Откровение «несомненно христианскою» книгою (Boll). Вполне воз­можно, наоборот, что правы те, которые, по меньшей мере, допускают происхождение Откровения из иудейского основ­ного сочинения, а то и вообще оспаривают его христианский характер. Откровение Иоанна представляет собою, подобно гносису Ииустина, творение иудейского гностика, который еще ничего не знал об историческом Иисусе, и оно возникло совершенно независимо от евангельского предания. Описан­ные в нем преследования относятся к притеснениям, кото­рым подвергались веровавшие в Иисуса со стороны право­верных иудеев. Эти притеснения, описанные также в «Дея­ниях апостолов», начались по разрушению Иерусалима, осо­бенно усилились к концу первого столетия и позже, во время Бар-Кохбы (около 130 г.) достигли своей высшей точки. Автор апокалипсиса выступает не столько, против римской империи, сколько против синагоги, которая замышляет уничтожить молодую общину, воплощенную в младенце девы; и если бы в его книге удалось найти намеки на рим­ское владычество, то только потому, что он, как иудей, ви­дел также и в римской империи смертельного врага во­жделенного для него царства божия. В силу вышесказан­ного отпадает и вопрос Болла: как мог этот «христианин» перенять, сказание о преследовании младенца-мессии драконом, если он не мог никак стать с ним в уровень? Он стоит с ним в уровень, но — как верующий в Иисуса гно­стик, а не как христианин, которому при этом предноси­лась жизнь исторического Иисуса.

Учение двенадцати апостолов (Дидахэ)

Как и в вышеприведенных случаях, представители хри­стианской мысли обычно слишком торопятся заключать о принадлежности к евангельской идеологии и так называе­мого «Учения двенадцати апостолов», или «Дидахэ». Правда, по Гарнаку эта книга представляет собою перво­начально иудейское произведение, только впоследствии переработанное в христианском духе и в новой редакции исполь­зованное церковью. Однако и здесь напрашивается предпо­ложение, что Учение апостолов уже в своем первоначальном виде содержало гораздо больше мнимо-христианского, чем это желали бы допустить нынешние о нем суждения, а пред­положение о христианских вставках утрачивает значитель­ную долю своей вероятности, если присмотреться ближе к характеру этих «вставок».

Уже в самом начале трактуемой книги нам встречаются изречения, буквально совпадающие с изречениями Иисуса, особенно из нагорной проповеди: «Путь к жизни таков: во-первых, люби бога, сотворившего тебя. Во-вторых, люби ближнего своего, как самого себя. Чего же ты себе не же­лаешь, всего того не делай и другому. А в этих сло­вах заключается следующее учение: благословляйте про­клинающих вас и молитесь за врагов ваших, даже по­ститесь за ваших гонителей. Ибо если вы любите тех, кто вас любит, какая вам благодать за это? Не делают ли того же и язычники? Вы же любите ненавидящих вас, и у вас не будет никакого врага. Воздерживайся от плот­ских и телесных похотей. Если кто ударит тебя в правую щеку, поставь ему и другую, и ты будешь совершенен. Если кто принуждает тебя идти милю, иди с ним две и т. д.» (1, 2 и сл.).

На первый взгляд это как будто слова, попавшие из евангелий Матфея и Луки в иудейскую книгу, трактовавшую о «двух путях», Пути жизни и пути смерти. Но как же мы объясним себе, что они не выдаются за слова Иисуса, в то время как они в этом случае должны были бы привлечь совсем иное внимание к себе и приобрести гораздо больший вес в глазах читателей? И почему это они поставлены на совершенно одинаковую ступень с явно иудейскими нрав­ственными изречениями и с аскетическими правилами пове­дения? Нельзя ли с тем же правом думать, что они попали в евангелие из иудейской идеологии, которой они ведь не чужды (хотя, быть может, только идеологии определенных кругов иудейства)? В действительности, вполне допустимо, что они представляют основное ядро нагорной проповеди.

А Иисус «Учения двенадцати апостолов», — есть ли он действительно Иисус синоптиков?

В этой книге мы находим молитву за вечерней трапе­зой, в которой говорится: