Происхождение христианства из гностицизма

Из сказанного следует, что дух и есть в действительности то, что связывает сочленов иисусовой общины не только с богом, но и между собою, как члены одного тела. Как единое тело имеет много членов, и каждый из них имеет свою особую функцию и необходим для целого, так и в об­щине христа. Каждый сочлен имеет в ней свою особую за­дачу, от которой он не в праве уклоняться. Если страдает один член, то страдают вместе с ним и другие; если один в хорошем состоянии, то это идет всем на пользу. Каждый выполняет свою специальную, указанную ему роль на своей службе, которую только он в состоянии нести. Но так как каждый из них делает это только под воздействием духа, так как каждый чувствует себя внутренне связанным с дру­гими, поскольку он в своей вере сознает себя в единстве со Христом, и все спаяны друг с другом лишь постольку, по­скольку у них имеется настроение христово (Римл. 15, 5 и сл.), то община является как бы телом христовым, а Христос — душою этого тела (1 Кор. 12, 12 — 31; Римл. 12, 3 — 9).

Как крещение служит символическим выражением для смерти и воскресения со Христом, так в вечере или трапезе господней находит свое символическое проявле­ние указанная внутренняя связь последователей Иисуса в об­щем теле христовом: «Чаша благословения, которую мы бла­гословляем, не есть ли приобщение крови христовой? Хлеб, который мы преломляем, не есть ли приобщение тела хри­стова? Ибо все мы причащаемся от одного и того же хлеба» (1 Кор. 10, 16 и сл.). Впрочем, относительно этих двух сти­хов можно сомневаться, входили ли они в Послание в его первоначальном виде, и не включены ли они позже в кон­текст, к которому подходят только с натяжкою: ведь вообще вся глава 10-ая первого Послания к коринфянам, от ст. 1 до» 21, уже по своей противоположности с гл. 8. производит впечатление позднейшей вставки. Возможно, что община, в духе которой пишет Павел, первоначально знала только так наз. вечерю любви, агапу (на что имеется намек в 1 Кор. 11, 17 — 22. 23), т. е. общее яствие и питие членов общины в поминовение об искупительной жертве Христа, при котором они чувствовали себя внутренне связанными со Христом и тем самым одновременно друг с другом.

Все это понимание искупления, как оно обрисовано здесь, предполагает, как мы уже говорили, иудейский взгляд на плоть, согласно которому человек, приобретя благодаря па­дению Адама склонность ко греху, все же обладает и сво­бодою самосильно, хотя и при поддержке свыше действую­щего в нем духа божия, преобразоваться в богоугодного, праведного человека.

Но как же быть, если плоть, как таковая, подчинена греху, даже прямо и есть само зло, — если она, по существу своему, есть «плоть смерти», оказывающая неодолимое про­тиводействие божией воле к жизни, — если человек, несмотря даже на свое наилучшее намерение, при напряжении всех своих личных волевых сил, всего своего так наз. «внутрен­него человека» (Римл. 7, 22), не имеет никакой, возможности победить свои влечения? Как быть, если и закон, нисколько не служа человеку руководством и нормою поведения, только все глубже запутывает его в грех и бедствие, не оставляя ему надежды на выполнение велений закона? В этом слу­чае, очевидно, непостижимо, каким образом могла примири­тельная смерть христа иметь искупительное значение, ибо от нее в самой плоти ведь ничто не изменяется; а это значит, что вера во христа не может производить на человека ника­кого облагораживающего и обновляющего действия. Так как человек в этом случае не виноват в своем поведении, по­скольку он поступает не так, как хочет, а так. как вынужден, то ему нельзя и вменять его прегрешений. Но тогда пре­грешения людские и не нуждаются в не дополненном ничем искуплении чрез жертвенную смерть христа Иисуса, и следо­вательно, в этом случае, если все-таки основывать оправда­ние на вере во христа, спасительный акт христа должен иметь свой центр тяжести в чем-либо другом, а не в его смерти, которая, как таковая, оставляет незатронутыми существенные свойства человека. Но в чем тогда может заключаться зна­чение искупительной смерти Христа, как не в том, что чрез нее вводится в тело человека некоторое начало, которое, в отличие от обыкновенного духа, или человеческого «я», не дает себя подчинить плоти и тем самым обречь на смерть, но противостоит плоти и этим гарантирует жизнь индиви­дууму? Это начало должно быть явною противоположно­стью и плоти, и обусловленному плотью человеческому «я». Стало быть, это — божественный дух.

В этом смысле в Римл. 8. 2 — 4 говорится: «Закон духа жизни во Христе Иисусе сделал меня свободным от закона греха и смерти. Ибо, что невозможно было для закона, по­тому что он был ослаблен плотью, то совершил бог, послав своего сына в подобии греховной плоти и из-за греха осудив грех во плоти, дабы правда закона исполнилась в нас, ходя­щих уже не по плоти, а по духу».