Происхождение видов

Брони утверждает также, что отдельные виды никогда не разнятся друг от друга единичными признаками, но всегда многими, и он спрашивает, каким образом всегда случается, что многие части организма видоизменяются одновременно путем вариации и естественного отбора? Но в этом случае нет никакой необходимости предполагать, что все части какого-либо организма изменялись одновременно. Самые резкие видоизменения, отлично приспособленные к какой-нибудь цели, как уже было замечено раньше, могут быть приобретены при помощи последовательных изменений, хотя бы и слабых, сначала в одной части, затем в другой; а так как они передаются все вместе, то и производят на нас такое впечатление, будто они возникли одновременно. Самым лучшим ответом на вышеприведенное возражение могут служить, впрочем, те домашние породы, которые были видоизменены главным образом по воле человека, отбиравшего их с какой-нибудь специальной целью. Посмотрите на скаковую и ломовую лошадь или на борзую собаку и мастифа. Все их телосложение и даже их умственный склад видоизменились, а между тем, если бы мы могли проследить каждую стадию в истории их превращений, – а последние стадии проследить возможно, – мы не увидели бы крупных и одновременных перемен, а лишь легкие изменения и усовершенствования сначала в одной части, затем в другой. Даже в том случае, когда отбор применялся человеком лишь к какому-нибудь одному признаку, – чему лучшим примером могут служить наши культурные растения, – мы неизменно замечаем, что если эта одна часть, будь то цветок, плод или листья, весьма сильно изменилась, то и другие части почти все претерпели легкие изменения. Это можно объяснить отчасти принципом коррелятивного роста, а отчасти так называемой самопроизвольной изменчивостью.

Гораздо более серьезное возражение было выставлено Бронном, а недавно также и Брока, а именно, что многие признаки, по-видимому, не приносят никакой пользы их обладателям и потому не могли испытывать на себе влияния естественного отбора. Бронн указывает, например, на длину ушей и хвостов у различных видов зайцев и мышей, сложные складки эмали на зубах многих животных и на множество аналогичных примеров. Относительно растений этот вопрос был разобран Негели в его прекрасном исследовании. Он признает, что естественный отбор сделал многое, но настаивает на том, что семейства растений отличаются друг от друга главным образом морфологическими признаками, которые, по-видимому, совершенно неважны для благополучия видов. Поэтому он верит в прирожденную наклонность видов прогрессировать и совершенствоваться. Он указывает на расположение клеток в тканях и листьев на осевых частях как на примеры, в которых естественный отбор не мог действовать. К этому можно прибавить также число частей цветка, положение семяпочек, форму семян, когда она не приносит никакой пользы при обсеменении, и т. д.

Вышеприведенное возражение весьма серьезно. Тем не менее мы должны прежде всего быть крайне осторожны в своем стремлении решать, какие черты строения полезны в настоящее время или были полезны раньше тому или другому виду. Во-вторых, следует постоянно помнить, что когда видоизменяется одна часть, то же случается и с другими вследствие причин, не вполне выясненных, каковы, например, усиленный или уменьшенный приток пищи к одной части, взаимное давление частей, причем развившаяся раньше часть действует на развивающуюся вслед за нею и так далее, – равно как вследствие других причин, приводящих к многочисленным и таинственным случаям корреляции, которых мы совершенно не понимаем. Все эти факторы ради краткости можно соединить вместе под общим выражением: законы роста. В-третьих, мы должны допустить прямое и определенное действие изменения в жизненных условиях и так называемые самопроизвольные вариации, в которых природа

«Если бы органические существа и были вполне приспособлены к окружающим условиям в одно какое-нибудь время, они не могут остаться таковыми после того, как эти условия изменились, если сами они не изменятся соответствующим образом»