Происшествие

Комната находилась на верхнем этаже дома. Она была обставлена богатой мебелью. Отсюда открывался вид на деревню и на плодородные поля, раскинувшиеся до самого горизонта. Музафер-бей прошел к себе и бросился в кресло. Подумать только: пророк Махди явится от рода Рамазана! Черт бы их побрал, о господи… Нет, не смог Мустафа Кемаль[34] искоренить этих типов! И ведь он надеется провести меня, как этих голодранцев! Мерзавец, скотина. Как же, на богоугодных делах отрастил себе ряшку…

Музафер встал. Заложив руки за спину, принялся ходить из угла в угол широкими, твердыми шагами. Он не мог успокоиться. «Это уже верх наглости, — возмущался он. — Такое бесстыдство нельзя ни оправдать, ни объяснить. Да, да, конечно, и этот имам человек, и он безусловно должен как-то существовать. Но прибегать к такой невероятной, такой откровенной лжи?! Эти типы слишком далеко заходят. Надо будет упомянуть об этом поучительном примере на собрании партии и подчеркнуть, что завоевания революции находятся в опасности. Правительство смотрит на все сквозь пальцы, оно благосклонно к реакционерам, оно поощряет их. Между тем история свидетельствует, что значит влияние хаджи и ходжей». Кроме того, он стал замечать, что сама партия, хотя и не совсем четко, делится на две части. Сам он, Музафер-бей, революционер с головы до ног. Это, правда, вовсе не означает, что он против религии. Нет. Но государственная власть превыше всего, религия должна помогать ей. Религия существует, вернее должна существовать, постольку, поскольку она поддерживает светскую власть. Но если она вздумает посягнуть на власть… «Пророк Махди, видите ли, явится из рода этого негодяя Рамазана! — пробормотал он. — Ложь, сплошное надувательство. А может быть, он рассчитывает этим завоевать мое расположение, кто знает? А что если они действуют сообща? Они даже в партию пробрались. Пробрались! — хмыкнул Музафер-бей. — Будто их не было там даже в самые бурные годы революции, еще при Мустафе Кемале. Они просто замаскировались: сняли чалму и надели цилиндр — только и всего. Но меня им не обмануть. Я расправлюсь с ними при первом же удобном случае!»

Музафер-бей закурил.

Он подумал о газете — органе партии; владелец газеты настроен революционно. Надо будет первым же делом разыскать его, затащить в партийный клуб и, рассказав о надвигающейся опасности, убедить его дать в газете серию статей об этих попрошайках-имамах. Он должен это сделать во имя высших интересов страны. Как можно закрывать глаза на темную, реакционную деятельность этих типов!.. Но, с другой стороны, надо остерегаться и «красной опасности». «Красные» притаились в засаде и ждут…

Музафер-бей с раздражением стряхнул пепел с сигареты.

…Религия либо должна поддерживать светскую власть, либо…

— Ванна готова! — послышался голос Гюлизар.

Музафер-бей вздрогнул.

— Иду, иду!

Он разделся и остался в одних трусах. Гюлизар держала его купальный халат. Не вынимая изо рта сигареты, Музафер-бей машинально сунул руки в рукава халата. На Гюлизар он даже не взглянул.

— Ну и здорово эфенди разозлился на Хафыза-Тыкву! — сказала Гюлизар. Музафер-бей снимал носки. Злость снова забушевала в нем. Он выпрямился.

— Как же не злиться на этого скота? Он, видно, считает, что я так же глуп, как те голодранцы, которым он морочит голову. — Музафер-бей выругался.

— Они и вчера были у нас, допоздна сидели у Ясина-ага, — сообщила Гюлизар.

Музафер-бей заинтересовался.

— И что же они там делали?

— Не знаю, сидели шептались.

— Ты не слышала, о чем?

— Нет, не слышала. Я ушла.

— Да, это Ясин-ага его балует.

Гюлизар, жеманясь, сказала:

— Какой он ходжа! Смотрит так, что страшно становится, не дай бог…

— Развратник он, а не ходжа, ни одной юбки не пропустит.

— Чем он так рассердил эфенди сегодня?

— Ничего особенного. Пророк Махди, видишь ли, придет от рода нашего Рамазана!

Гюлизар не поняла и молча пошла следом за хозяином. Только войдя в ванную, она переспросила:

— Так кто должен прийти?

Музафер-бей разделся, бросил ей белье и халат.

— Слышала, наверно…

И он стал рассказывать ей о явлении пророка Махди. Гюлизар отвернулась, когда Музафер разделся, но он схватил ее за руку и потянул к себе:

— Стесняешься?

— Конечно… стыдно.

Сильные руки Музафер-бея обвили Гюлизар. Ноги ее оторвались от пола, голова запрокинулась, потолок мелькнул перед глазами. Взгляд упал на лампочку, и Гюлизар закрыла глаза…

— Открой-ка немного окошко, задохнуться можно! — сказал Музафер-бей. Гюлизар дотянулась до окошка, толкнула створку. Музафер-бей погрузился в мыльную воду. И сразу забыл обо всем на свете: и о Хафызе-Тыкве, и о пророке Махди, и о разногласиях в партии, и о редакторе, и о серии статей, которые надо бы напечатать в газете. Разомлев, он откинул голову на край ванны и, закрыв глаза, нежился в горячей воде.

— Было по крайней мере что-нибудь интересное в Анкаре?

«О-ох, чего только не было…» — подумал Музафер-бей. — А что ты называешь интересным? — спросил он.

— Ну, красивых женщин.

Музафер-бей рассмеялся.

— Потри-ка мне лучше спину. Вот возьми губку.