— А вот мне докладывали. — Музафер перевел дух. — Но как бы там ни было, займись этим делом и жени этого типа. Увидел девчонку — и, должно быть, влюбился… Джемшир нам не чужой. Подкинуть ему несколько курушей… А девчонка, смотришь, и прикрутит хвост нашему шалопаю, будет больше дома сидеть, делом каким займется. Понял?
— Понял, хозяин.
— Ступай, извинись перед ним!
X
Хафыз-Тыква, увидев в окно Ясина-ага, озабоченно ковылявшего к его дому, мигом забрался на постель, накинул на плечи одеяло, надел на голову расшитую парчой тюбетейку и, закрыв глаза, раскачиваясь из стороны в сторону, стал бормотать себе под нос молитву.
Ясин-ага вошел. Видя, что имам молится, он остановился у порога в почтительном молчании. «Благословенный, — умилился Ясин, — как истово он молится! Как можно было грубо обойтись с таким набожным, любимым рабом всевышнего. До чего мы дожили, о аллах! И как не помянуть добром прошлое, и кто ведает, какие испытания уготованы нам в будущем? Возьми мою душу, аллах, но не дай глазам моим увидеть еще худшие дни».
Хафыз-Тыква, закрыв глаза и сдвинув брови, продолжал сосредоточенно взывать к аллаху. Его монотонное причитание перешло в глухое ровное гудение. С каждым новым словом молитвы он распалялся все больше и больше.
«О благословенный, — думал Ясин-ага. — С какой страстью он творит свою молитву. А ты, Музафер-бей, обидел такого человека! Словно он не сын своего отца… Эх, минувшие денечки! Да случись при жизни покойного добродетеля прийти святому имаму и завести речь о пророке Махди, ему не пришлось бы выслушивать грубости. Нет, покойный оказывал уважение каждому, будь то хаджи, ходжа или дервиш[36]. Потому и были все счастливы, уважали друг друга, не знали, что такое нехватка хлеба насущного. А теперь? Погрязли в распутстве…»
Отрешенный вид почтенного имама вконец умиротворил Ясина-ага, он тоже закрыл глаза, как Хафыз, и точно так же, раскачиваясь из стороны в сторону, стал бормотать известные ему молитвы намаза[37]. А так как он знал их немного, то, пробормотав последнюю оставшуюся в памяти, начинал все сначала, не забывая при этом поглядывать изредка на его светлость имама.
Но вот имам замедлил чтение, пришел в себя и, наконец, совсем умолкнув, открыл глаза. Они остановились на Ясине, и с хорошо разыгранным удивлением имам спросил:
— Ты был здесь, Ясин-ага?
— Да, я был здесь, ваша светлость, — согнувшись в поклоне ответил Ясин-ага таким тоном, словно он сам, а не его хозяин, обидел имама.
— Прошу тебя, — Хафыз показал рукой на место рядом с собой.
Ясин-ага поднялся по лесенке из трех ступенек на возвышение, где имам устроил себе постель, и робко присел рядом.
— Ах, имам-эфенди, вы не можете себе представить, как мне стыдно перед вами…
— Что с тем делом? — прервал его Хафыз-Тыква.
Ясин растерянно заморгал, но, сообразив, что интересует имама, ответил, что «все, слава всевышнему, обошлось».
— Образумился, стало быть, Музафер-бей?
— Образумился, и все благодаря вам…
— Благодаря всевышнему! — поучительным тоном поправил его имам. — И могло ли быть иначе? Третьего дня мне опять явился тот старец, я видел его так ясно, как сейчас тебя, Ясин-ага. Конечно, я всего лишь ничтожный посланник всевышнего, нареченный оповещать о его божественной воле. Но оскорблять меня — значит, оскорблять Его! — имам указал перстом вверх. — На этом, следовательно…
— Он раскаялся, — не дал ему договорить Ясин-ага. — Он раскаялся, имам-эфенди.
Ясин-ага вынул из бокового кармана пиджака пачку ассигнаций и сунул ее под тюфяк. Хафыз-Тыква сделал вид, что ничего не заметил, и, закрыв глаза, снова принялся бормотать молитвы.
Ясин решил, что задерживаться здесь дольше нет никакой необходимости, и тихонько скользнул за дверь.
Хафыз-Тыква покосился в окно: высокая фигура Ясина быстро удалялась в сторону имения. «Черт бы вас побрал, сводники! — в сердцах сплюнул Хафыз. — Не будь всевышнего, ломаного гроша не подали бы бедняку! Благодарю тебя, аллах, за твою силу и могущество… Неверующий безбожника запугал! Вор у вора дубинку украл! — захихикал Хафыз и довольно потер руки. Он вытащил из-под тюфяка деньги, пересчитал: пять десятилировых бумажек. — Черт бы вас побрал!» — снова выругался Хафыз.
Он вынул из кармана кошелек, аккуратно положил в него деньги и стал одеваться. Сейчас он пойдет в кофейню и выпьет большую чашку черного кофе, которую вполне заслужил.